— Мишка, едрена вошь! Никак менты тебя обрили! — Вывалившийся из сортира полупьяненький абориген смачно заржал и, покачиваясь, направился в конец коридора. — «Я отчалю к северным оленям, в снежный Магадан уедешь ты…»

Дождавшись, пока он исчезнет в своих апартаментах, Виктор Павлович прислушался. За ближайшей дверью громко работал телевизор и раздавался приглушенный женский смех. Значит, его комната следующая.

Справка

На первый взгляд Мишаня Берсеньев жил скромно, даже слишком. Бугристый обшарпанный диван, стол, сервант шестидесятых годов, полированный трехстворчатый шкаф да засиженный мухами плакат с изображением Аллы Борисовны периода женихания с Кузьминым. Вот, собственно, и вся обстановка. Однако в одном из ящиков серванта Башуров сразу же наткнулся на подключенную сотовую трубку, причем не какую-нибудь там бросовую «нокиа», а на солидный, дорогой «бенефон». В шкафу среди белья был спрятан навороченный моноблок «Сони», а в маленькой шкатулке на книжной полке обнаружился золотой перевес с крестом размеров просто неприличных.

Создавалось впечатление, что деньжата у Берсеньева водились, но наличие их он всячески скрывал. Башуров задумчиво покачал головой: да ты, Мишаня, видно, темная лошадка. Конечно, следовало бы устроить генеральный шмон, разнюхать, чем дышал покойный, но, вспомнив о Кате, печальной, одинокой и томящейся, Виктор Павлович махнул рукой, — успеется. Вздохнув, он совсем уж было собрался на выход, как вдруг в серванте проснулся «бенефон».

— Салам, Хвост. — Голос в телефоне звучал отрывисто и злобно. — Люди на фонаре сидят, психа кидают, а ты трубку отключил! Почему сам не прорезался? Память отшибло, номер подзабыл? Так смотри, напомним. — На краткий миг монолог прервался, потом уже тоном пониже спросили: — Как прошло, по железке?

— Нормально все. — Виктор Павлович сглотнул, он уже догадался, что с головой окунулся в какое-то очередное дерьмо, и жалобно заскулил в трубку: — Траванулся чем-то в дороге, выворачивает так, что ни до чего на свете. Бог даст, завтра нарисуюсь.

— Скурляешь, Хвост, потому что захезал. — Голос стал презрительно-насмешливым. — Жду завтра поутряне, опоздаешь — рога обломаю. Адья. — И связь прервалась. Артикуляция была блатной, интонация тоже.

«Да, свинья грязи всегда найдет». Ликвидатор нехорошо усмехнулся. И что бы этому Берсеньеву не быть как все — министром, летчиком, водопроводчиком… Нет, милейший парень Мишаня, как видно, был контрабандистом. Таскал из Амстердама что? Правильно, наркотики. Виктор Павлович быстро оделся, погасил в комнате свет, чисто из профессионального интереса подхватил берсеньевский чемоданчик, «бенефон» и выскользнул в темноту лестничной клетки, — проницательный внутренний голос советовал ликвидатору линять незамедлительно. Не получилось.

В подъезде было тихо, однако уже возле самой входной двери от стены отделились двое; один, оказавшись мощным, широкоплечим амбалом, профессионально въехал Виктору Павловичу прямо в челюсть. Движение было настолько неожиданным и быстрым, что киллер не смог отклониться, успел только подставить под удар верхотуру черепа. В голове сразу зашумело.

— Надумал товару захарлить на сто кусков, сука? А ну-ка, Клест, пусти ему ква, чтобы ботало распряглось.

Голос был Башурову уже знаком — только что общались по сотовому, без особой сердечности.

— Сука, на! — В руке амбала щелкнула пружина накидыша, на свет божий выскочило дюймов пять остро заточенной стали. Шуточки закончились: нога Башурова без промедления нанесла мощный, чем-то напоминающий движение метлы удар, и выбитый нож врезался в стену с такой силой, что пластмассовая рукоять разлетелась на куски.