— Слава тебе, господи! А о чем они тебя спрашивали?

— Ой, бабушка, — отставила миску Тилли, — это было так ужасно. Но когда судья опросил, занималась ли я колдовством…

— Что, что?

— Да, да, бабушка. В деревне распускают слухи, что я колдунья. И не только Макграты об этом говорят, но и все остальные. Они во всем винят меня.

— Да они там все с ума посходили.

— И еще вот что. Судья спросил Хала Макграта, хочет ли он жениться на мне, и тот ответил «да» и обещал выбить из меня колдовство. А судья сказал, что это хорошо. Бабушка, я думала, что прямо там умру.

Энни вгляделась в дорогое ей лицо и увидела перед собой чистую невинную душу. И девочка ее была такая красивая, даже слишком. Пусть фигурой она похвастаться не могла, но было в ней что-то особенное, необыкновенное, чему Энни не могла подобрать название. Но… колдовство? Что они придумают еще? Да, это уже было серьезно. Вот чего надо бояться больше, чем уверенности старшего Макграта, что у них все еще есть деньги. Да, все становилось намного серьезнее и опаснее. Охваченная внезапной слабостью, Энни опустилась на скамью рядом с Тилли.

— Слава Богу, у нас есть Саймон, — сказала она. — И пока он жив, с тобой ничего не случится. Он этого не допустит. — И мысленно добавила: «Выйдешь ты замуж или нет, все равно».

Огонь в очаге был притушен. Тилли лежала рядом с бабушкой в пристенной кровати. Она спала здесь с тех пор, как они проводили в последний путь дедушку Уильяма.

Бабушка дышала ровно, и девушка не знала, спит она или нет. Сама она не могла сомкнуть глаз, снова и снова возвращаясь к событиям минувшего дня с того самого момента, как кучер мистер Фоггет высадил ее из повозки и указал дорогу к зданию суда. Но сделал он это, не глядя на нее, как и другие пассажиры из деревни. Они остались сидеть в повозке, не желая идти вместе с ней. По дороге никто ни разу не заговорил с девушкой. А миссис Саммерс, чей муж работал садовником в поместье Сопвитов, даже подобрала юбки, садясь рядом с Тили.

В последнее время Тилли часто посещали мысли о смерти. Особенно сильно ей захотелось умереть, когда она вошла в здание суда. Даже показалось, что судить будут ее. Девушка сознавала, что для многих она — главная виновница произошедшего.

Сон по-прежнему не шел к ней, и она лежала с открытыми глазами, уставясь в темноту. В эту ночь снег поглотил все звуки. Даже огонь не трещал в очаге. Только прерывистое дыхание бабушки нарушало объявшую мир тишину.

Вдруг со двора до нее донеслись едва различимые шаги. Тилли резко села, держась рукой за стену. Нет, ей не показалось, и она не спит. И когда в дверь два раза коротко и тихо постучали, сердце у нее едва не выпрыгнуло из груди.

Девушка сразу поняла, что бабушка тоже не спит: Энни приподнялась на локте, прислушиваясь. «И кто это может быть, Господи, в такой час?»

Тилли собиралась перелезть через бабушку, чтобы открыть дверь, но Энни ее остановила:

— Нет, нет, оставайся на месте, — распорядилась она. Снова раздался тихий стук, и теперь уже чей-то негромкий голос позвал: «Тилли! Тилли!»

Тилли повернула голову к бабушке, и хотя ей трудно было разглядеть ее лицо, но она чувствовала, что бабушка смотрит на нее.

— Мне кажется, это миссис Росс, — прошептала девушка.

— Миссис Росс в такой час! Господи боже мой! Что же это делается, — бормотала Энни, с трудом спуская ноги с кровати. К этому времени проворная Тилли оказалась у двери.

— Кто там? — спросила сна, накидывая жакет.

— Это я, Тилли, миссис Росс.

Девушка повернула ключ в замке, вынула верхний и нижний болты и распахнула дверь.