— Я бы на твоем месте не торопился с благодарностями, — широко улыбнулся Марк Сопвит. — Мои ребята — маленькие разбойники, и ты в этом скоро убедишься. Но я даю тебе свободу действий. Делай, что считаешь нужным, чтобы прибрать их к рукам.

— Да, сэр, конечно, — она смотрела, как мистер Сопвит сел на лошадь и уехал. Смятение охватило ее. Она благодарила Бога, что получила место, но многое пугало ее. Ей предстояло отправиться в большой дом, где много слуг. Какие они? Может быть, не лучше деревенских жителей. Как примут ее? И дети. Он сам назвал их разбойниками. Как ей с ними справиться? Она вдруг улыбнулась, решив следовать примеру бабушки, которая шлепала ее, когда она не слушалась, и награждала конфетой, если Тилли вела себя хорошо.

Уже совсем стемнело, когда Тилли добралась до ворот поместья. Робость охватила ее. Она миновала домик привратника, но ее никто не окликнул. Оставшуюся часть пути по аллее она шла почти ощупью и наконец вышла к обширной лужайке, за которой темной громадой высился дом. В некоторых окнах горел свет. Остальные казались огромными черными глазами.

Тилли обошла лужайку, обогнула дом и оказалась во внутреннем дворе, который освещал висевший на кронштейне фонарь. Тилли направилась в дальний конец двора, откуда доносились приглушенные голоса. Она увидела в стене четыре двери, но остановилась у последней. Теперь голоса слышались отчетливо, время от времени их прерывали взрывы смеха. Тилли постучала, не дождавшись ответа, постучала еще раз, на этот раз сильнее. Разговор тотчас стих, и дверь почти сразу распахнулась: на пороге появилась девушка приблизительно одного возраста с Тилли.

— Это ты из дальнего домика? — спросила она, всматриваясь в лицо Тилли.

— Да.

— Тогда входи.

Девушка с равнодушным видом отступила в сторону. Они оказались в маленькой комнате, служившей, как видно, раздевалкой. Тилли увидела развешанную на вешалках одежду и шали, а вдоль стены выстроилась парами обувь: от подбитых гвоздями сапог до домашних туфель. Комнату также освещал фонарь на кронштейне, который Тилли едва не зацепила головой, когда шла вслед за девушкой в кухню.

Тилли остановилась на пороге. В просторной кухне вокруг стоявшего против очага стола сидело несколько человек: трое мужчин и четыре женщины, они смотрели во все глаза и молчали.

— Вот и она, — объявила девушка.

— Без тебя вижу. Что, у меня, по-твоему, глаз нет? — откликнулась маленькая, невероятной толщины женщина, сидевшая во главе стола. — Сходи-ка доложи миссис Лукас, — обернулась она к мужчине по другую сторону стола.

— Успеется, она не обрадуется, если я оторву ее от ужина.

— Садись, девочка, — пригласил мужчина с дальнего конца стола. За это кухарка с лакеем наградили его злыми взглядами.

— Ее выбрал хозяин, — отвечая на их молчаливый протест, сказал он. — И кое-кому здесь не вредно об этом помнить.

При этих словах все беспокойно заерзали на своих местах.

— Садись сюда, сейчас за тобой придут, — кухарка Джейн Брэккетт указала Тилли на табурет у очага. Она поторопилась подтвердить свое положение старшей за столом, не желая уступать эту роль Роберту Саймсу.

С колотящимся в груди сердцем Тилли села на указанное место, чувствуя, что во рту все пересохло, а глаза широко раскрыты, как бывало всегда в минуты волнения. На какое-то мгновение ей показалось, что она попала в зал суда, так сильно ощущалась окружавшая ее враждебность. Потом в гнетущей атмосфере сверкнул луч света. Из-за стола поднялась молодая женщина, она подошла к фаянсовой подставке, сняла с нее кружку и, вернувшись к столу, налила в нее чай из большого чайника, что стоял на столе между кухаркой и лакеем.