Дверь была заперта, но толики магии должно было хватить, чтобы её открыть… или, по крайней мере, так я думал. Пять попыток спустя я был вынужден снять перчатки, а также сделать свой шлем проницаемым для эйсара, прежде чем мне удался тонкий трюк, заключавшийся в приведении штифтов в нужное положение, чтобы сердечник мог повернуться.
Зайдя внутрь, я вздохнул несколько свободнее, хотя я всё равно вернул свой шлем в более непрозрачное состояние. Будучи раскрытым, я так и не обнаружил никого из Прэйсианов, но один из них мог объявиться в любой момент.
Не теряя времени, я украл штаны и рубашку. У Питэра было достаточно одежды, поэтому я надеялся, что он не заметит пропажи. У другой прислуги могли начаться неприятности, если он подумает, что они крадут у него. Меня искушала пара ботинок в его гардеробе, но я знал, что их пропажу он точно заметит. Мои собственные сапоги были в печальном состоянии. Путешествие через половину Лосайона сослужило им плохую службу.
Комната Питэра также имела конкретное удобство, которое я искал в Албамарле — письменный стол. Несколько листов дорогой бумаги были упрятаны в ящик, а рядом с металлическим пером лежала плотно закупоренная бутылочка чернил. Я слегка удивился такой трате. Большинство людей, ну, большинство писцов, по крайней мере, всё ещё пользовались гусиными перьями. Металлические перья были относительно новыми, и всё ещё весьма дорогостоящими — немногие, помимо богачей, утруждались тратой на них денег.
«Он таки всегда тратил много усилий на достижение красивого почерка, как и вообще на всю свою работу». Для человека, который хотел убить меня, когда я только его нанял, Питэр превратился в одного из самых надёжных и доверенных слуг, каких только мог иметь дворянин. «Забавно, как всё вышло», — заметил я.
Макнув перо в чернила, я начал короткое письмо:
Элиз,
Я пишу тебе сейчас при очень необычных обстоятельствах. Ты можешь и не узнать этот почерк, но я уверен, что из содержимого ты быстро догадаешься о том, кто я, поэтому я не буду утруждать себя попытками это скрыть. Я был самым близким другом твоего сына, и полтора года назад ты доверила мне некоторые свои самые личные тайны.
Хотя я понимаю, что ты больше не можешь мне доверять, учитывая мой «недуг», я, тем не менее, должен попросить тебя об одолжении.
Недавно я встретил женщину, незнакомку, трудящуюся на том же поприще, на котором трудилась ты, когда познакомилась с Грэмом. Не будучи ни в чём виноватой, она пострадала — правильнее будет сказать, что она подверглась нападению. Единственной моей надеждой возместить ей нанесённый мною ущерб — порекомендовать её тебе под опеку. Учитывая твоё прошлое, ты — единственная из известных мне людей, способных достаточно понять её положение, чтобы проявить сочувствие.
Её зовут Мёртл, а её дочь — Меган. Внизу я приведу адрес, чтобы ты могла их найти. Заранее благодарю за всё, что ты сможешь для них сделать. Они заслуживают любой компенсации, какую ты согласишься им дать за меня.
Я знаю, что у тебя появится много вопросов, пока ты будешь это читать, но у меня нет времени их предвосхитить, и я не думаю, что отвечать на них будет для меня выгодно. Я больше не тот, кем был. Мой разум остался нетронутым, но я больше не могу полностью себе доверять. И тебе не советую.
Если душевное здоровье Пенни тебе небезразлично, то, пожалуйста, не раскрывай ей это послание. Это лишь усилит её страдания, если она узнает, что я частично пережил свою трансформацию. Самые важные факты остались теми же. Я по сути мёртв. Я опасен для всех, с кем я вступаю в контакт, и я не могу с уверенностью сказать, что моё состояние не ухудшится в будущем.
Я намереваюсь приложить все усилия, чтобы исправить эту ситуацию, и я знаю, что ты поймёшь: есть только один способ это сделать.
Бывший друг.
Я не дал себе труда подписаться своим именем, мне это почему-то показалось неправильным. |