Ближе к вечеру они набрели на небольшую поляну. Рядом с дорогой, заботливо обложенный камнями и очищенный от сухих веток, бил маленький родник — все, что осталось от деревни, покинутой много дет назад. Конан напоил коня, напился сам и набрал воды в опустевшую флягу. Дхавана омыл в воде руки и лицо, помолился и, как делали все путники до него, отбросил прочь от родника весь мусор.
Костер разожгли здесь же, и Конан предложил юноше свой плащ, чтобы тот уснул. Но Дхавана явно испытывал какое-то беспокойство и тревожно всматривался в переплетение веток и лиан, которые в сгущавшихся сумерках казались непроходимой стеной. Впервые за весь вечер он, наконец, заговорил:
— Здесь очень опасные места. Много путников погибает в когтях огромного тигра — хозяина здешних лесов. Сначала я даже думал, что этот тигр растерзал и моего брата. Но сестра сказала…— Он осекся на полуслове, с ужасом наблюдая за тем, что происходит за спиной Конана.
Киммериец понял все без слов, резко отскочил в сторону и выхватил меч. Привязанный к дереву конь захрипел и стал биться, стараясь оборвать повод.
Лес огласился протяжным ревом голодного тигра, и вот он уже стремительно выскочил на поляну, готовясь поживиться легкой добычей. Он привык брать дань с этой дороги и ночью, и даже днем. Другого пути в Потали с севера не было, поэтому путники обычно собирались в караваны, чтобы вместе миновать опасные места. Тех, кто путешествовал в одиночку, тигр считал своей законной добычей, и потому мало кому из них удавалось дойти до Потали.
Уже несколько дней дорога пустовала. Тигр был голоден и зол. И вот наконец путники и лошадь! Хищник стоял посреди поляны, оскалив ужасные клыки, бил хвостом и яростно рычал.
От ужаса конь взвился на дыбы.
Вдруг два вихря рванулись навстречу друг другу, воющий и ревущий клубок покатился по поляне. Разгоравшийся костер потух, и в сумерках трудно было разобрать, что происходит. Не помня себя от ужаса, Дхавана залез на дерево и, прижавшись к стволу, раздвинул плети лиан, пытаясь разглядеть, что творится внизу. Казалось, на поляне сражались два могучих тигра. Мелькали тела, раздавалось яростное рычание, звуки ударов и треск сучьев. Внезапно клубок ревущих тел распался, но через мгновение противники вновь сцепились в смертельной схватке. Однако вскоре все затихло, даже конь перестал ржать и биться. Были слышны лишь хриплое дыхание и предсмертные стоны — то ли зверя, то ли человека. Наконец Дхавана различил в темноте очертания человеческой фигуры с мечом в руке. Юноша быстро слез с дерева и подбежал к коню. Почувствовав прикосновение человеческих рук, конь успокоился и лишь изредка испуганно всхрапывал.
С головы до ног залитый кровью Конан вытирал меч огромными листьями лианы. Дхавана поджег сухую ветку и осмотрелся. Гроза одиноких путников, тигр, оскалив страшную пасть, лежал на спине с огромной раной в груди.
Дхавана быстро насобирал сучьев и разжег новый костер. Конан в изнеможении сел, прислонился спиной к стволу и закрыл глаза. С разодранного плеча свисал огромный лоскут кожи, вся грудь была исполосована когтями. Кровь лилась горячими ручьями, и вместе с ней силы покидали могучее тело киммерийца. Но вот он почувствовал, что кто-то прикасается к его ранам — это Дхавана промывал их холодной водой. Потом он принес охапку мягких круглых листьев и стал бережно прикладывать их к ранам. Как только он накладывал лист, боль потихоньку начинала утихать, а кровь сразу останавливалась.
Вскоре все раны были прикрыты листьями, боль почти ушла, и киммерийца потянуло в сон. Сквозь прикрытые веки он видел костер, оскаленную пасть тигра и его желтые глаза, казавшиеся совсем живыми в отблесках пламени. Засыпая, Конан успел подумать, что надо бы снять с него шкуру.
Проснувшись утром, киммериец сначала не понял, что с ним — одежда изорвана, в засохшей крови, а тело облеплено увядшими листьями. Он повернул голову и сразу все вспомнил: и тигра, и битву, и то, как Дхавана промывал его раны. |