Все, все, все, не могу! Не могу больше о нем думать! От всех этих мыслей недолго и свихнуться.

Зашипел кофе, выползая из гейзерной кофеварки и дразня своим ароматом.

– Мам?

Спихнув полосатый будильник на пол, выпуталась из плена одеяла, села на кровати. Чтобы тут же со стоном повалиться обратно и уставиться на рой кружащих под потолком хрустальных бабочек. Это был подарок свекрови – люстра с крылатыми висюльками.

Наверное, голова закружилась из солидарности с бабочками. В последний раз я так паршиво себя чувствовала после возвращения из Адальфивы. Сжавшись в комок, сидела посреди заледеневающей комнаты и смотрела на предателя-мужа. Явившегося домой после работы с тортом и розами. Для Котеночка.

Вот меня и накрыло.

– Ань, это ты?

В руках у благоверного поникли цветы, а с ними и уголки губ, некогда приподнятых в улыбке.

– Я. И, как вижу, тебя это не радует.

Шоколадный бисквит превратился в торт-мороженое, огненно-красные лепестки тусклыми стекляшками рассыпались по полу.

Хорошо, что Воронцов в тот вечер не рассыпался и не стал мороженым. Хоть верхнюю одежду я ему хрустящей корочкой все-таки покрыла.

Выплеск магии и сильнейшие потрясения сделали свое дело. Высказав Леше все, что думаю, о нем и его приживалке, я потеряла сознание. Должно быть, вчера в клубе случилось то же самое. Я дала волю чувствам, а заодно драконьей силе, после чего благополучно отключилась, так и не дождавшись появления бывшего.

Что случилось потом – хоть убейте не помню. И вот кто-то хозяйничает у меня дома, и что-то мне подсказывало, что никакая это не мама.

– Доброе утро! – вошла в спальню «не мама».

Вошла (ну то есть вошел) по-хозяйски: в пижаме и домашних тапочках, которые уже давно следовало отправить в утилизацию. В руках поднос, на губах улыбка и голос мягкий-мягкий, как сахарная вата, и такой же приторно-сладкий.

– Нют, я тебе яичницу пожарил. С сыром и ветчиной. Все, как ты любишь, – завилял хвостом бывший.

Нам, конечно, еще только предстоял развод, но для меня Воронцов уже точно, окончательно и бесповоротно, был бывшим.

Шикнув на Котения Котеньевича, явно перевозбудившегося от запаха яичницы, Лешка уселся на кровать со мною рядом, а кот принялся крутиться у нас под ногами.

– Ты нас вчера так напугала. Ань, опять чудит твоя ледяная магия?

– Ты что, здесь ночевал? – хмуро покосилась на Воронцова, увеличивая между нами расстояние с вытянутого пальца до вытянутой руки.

Видок у него был так себе. Волосы взъерошены, под глазами следы усталости и хронического недосыпания. Не только для меня это был непростой период в жизни, но жалости к предателю я не испытывала.

– Боялся оставить тебя одну. Ты вчера была вообще никакая. За кем ты там в клубе все гонялась?

– Надеюсь, ночевал на диване?

Вздыхает.

– Ань, ты ведь знаешь, какой он скрипучий и неудобный.

– Воронцов, ты у меня сейчас станешь сугробом!

Увы, на создание сугроба пока силенок точно не хватит. А вот на то, чтобы остудить незваного гостя соком – сейчас узнаем.

Выплеснув содержимое стакана в лицо экс-супруга, сразу почувствовала себя лучше. Чего не скажу о Лешке. Поднос с его коленей переместился на кровать, превратившись в добычу полосатого охотника, а бывший муж, перестав изображать из себя мистера Заботу и Внимание, негодующе подскочил на ноги.

А нечего было спать со мной на одной кровати.

– Может, уже повзрослеешь, Королева? – принялся вытираться рукавами.

– Может, наконец отсюда уберешься?

Успела подцепить кусочек сыра, прежде чем до него добралась усатая котячья морда.