Я не могу позволить, чтобы мы продолжали готовиться к юбилею под фальшивым предлогом.
Дрожащим голосом заговорила Ивонн:
– Викарий, отчего не счесть все это антирелигиозным розыгрышем? Отчего лишь какой‑то таинственный Как‑кабук смог узнать тайну, постиг эту чокнутую правду о нашей Вселенной?
Ей ответил Стивен:
– Давайте вообразим на минуту, что это откровение верно. Возможно, его открывали уже не единожды. Однако если все, кто про это узнавал, вскоре погибали, тайна оставалась тайной.
– И вы во все это поверили, Стив? – спросил его Джереми. – Возможно ли в это поверить? История, разумеется, увлекательная, но ведь завиральная, правда?
Стивен ответил холодно:
– Я не знаю. Посмотрим вот с какой стороны: по‑моему, эта история не менее логична, чем любая другая религиозная теория. Иудейская. Христианская. Индуистская. Мусульманская. Существует сколько угодно каких угодно совершенно свихнутых верований, и каждое стремится объяснить, почему мы существуем на Земле. И эта, мне кажется, больше похожа на истину, более всеобъемлюща, нежели прочие. Как по‑вашему, это существо, оно же процесс или что там, – разве оно не создано для двадцать первого века?
– Стив, я к высоким теологическим материям не привычен. Насколько мне известно, мир живет, как жил всегда. Эта история с плитой – она из другого, далекого века…
– Да оно просто ждало своего часа, – невесело рассмеялся Стивен. – В отличие от нас с вами, Джереми, это канцерогенное создание вневременно. Ждать своего часа можно, когда понятие «ожидание» абсолютно ничего не значит.
– Так вы не думаете, что я сошел с ума? – спросил Робин, переводя взор с одного члена комиссии на другого.
– Если честно, по‑моему, вы совершенно спятили, – признался Джереми. – Простите великодушно, викарий.
– В самом деле, сэр, вы, возможно, сошли с ума, – сказала Хетти. – Или, может быть, у этого Эль‑Каккабука были наркотические кошмары.
– Робин, вы могли свихнуться, – пожал плечами Стивен. – На религиозной почве это бывает. Я это говорю без намека на неуважение.
Шэрон у окна даже охнула, услышав, как невежливо ее муж разговаривает с их викарием. Стивен повернулся к ней:
– Он не мой викарий! Ладно, теперь давайте подумаем: какие могли быть у Тарквина мотивы, чтобы увековечить подобную мистификацию? Шутники обожают, когда шутка срабатывает, правда? Удачно поставить ведро с водой и смотреть, как оно падает аккурат жертве на голову… Они не запрут свою шутку на несколько веков в какой‑то дыре за шкафом.
Все притихли.
Пенелопа повернулась к Хетти и спросила, что та обо всем этом думает. Хетти медлила с ответом.
– Я не знаю, что сказать, – наконец промолвила она. – Надо бы взглянуть на плиту, нет? Я, пожалуй согласна со Стивеном: наши религиозные воззрения и любые наши верования – фантазии не от мира сего. Как мы можем решить, возможен подобный «процесс» или нет, если мы толком не понимаем, как и зачем функционирует Вселенная? В наших домах круглые сутки работают электронные приборы, практически вечно… Но никто не вычислил электрический заряд Вселенной. Может, он способен вечно питать этот процесс? Что, если Вселенная затем и существует – почем нам знать?… Но мы по‑настоящему не понимаем и того, как работают наши биологические системы: какова, допустим, роль бактерий?
– Но вы ведь только что сказали, что Робин сошел с ума.
– Прошу прощения. Я хотела сказать, что столкнувшись с такими грандиозными вопросами, которые затрагивают самые основы бытия, мы все сходим с ума и теряем рациональность… Потому что повстречались с иррациональным. |