– А вот я не давал! – взвыл от злости толстячок-лисенсиат. – И если вы еще слово скажете!…

Ах ты, бес! Предупредить? Обождать еще? Мы-то отсидимся, а завтра сюда новые бедолаги приедут…

– Ответ же мой, любезный хозяин, вот в чем состоит. Для рыцаря все добродетели любезны и глубоко почитаемы, прежде же всего – преданность вере христианской. Однако же имеются некоторые, для рыцарей особо важные. Первой назову я верность, второй же – бесстрашие. Но пуще всего ценю я милосердие к ближнему, ибо в чем долг рыцарский состоит, как не в защите ближнего своего?

– Как прекрасны ваши слова, сеньор! – воскликнул хозяин. – А посему, верю, ответите вы на третий вопрос, ибо поспорили мы с постояльцем моим, какой рыцарский меч почитается наиболее славным?…

– Ну все! Я вам сейчас покажу меч, негодяи! Я вам!… Лисенсиат! Что, неужели дверь открывает?

– Не смей! – заорал я что есть силы. – Не смей! Но понял – поздно!

– А-а-а-а-а-а!

Черт, дьявол, палец о дагу порезал!…

– Дон Саладо! Тарч! Тарч! Тарч!

И – ногой в дверь. Щеколду я раньше отодвинуть успел – когда тот дурак пухлый свою открывать начал.

– Тарч!

(Про «тарч» – чтобы три раза, мы с Доном Саладо еще на дворе сговорились. На том самый случай, который крайний.)

– Тарч!!!

– Начо!

Кажется, мой рыцарь меня даже не заметил. В темноте, поди, сидел, а тут какой-никакой, а свет.

– Здесь! – заорал я, прижимаясь к стене. Только бы сбоку не подобрались! Темно, свечка вот-вот сдохнет…

– Ах ты! А-а-а!

Чей это голос? Чей крик? Лисенсиата? Ах, черт! Толстячок!

– Туда! – закричал я, тыча дагой в открытую дверь – ту самую, которую дурень ученый открыл себе на беду. – Туда, Дон Саладо!

Но – опоздали!

Слишком поздно я увидел, что поганец-хозяин к свечке подбирается. Слишком поздно заметил, как его башмак…

Тьма!

Ну все! Эти-то небось здесь каждый вершок знают, без света обойдутся…

– Рыцарь! Назад! Стойте на месте, не пускайте никого. Рубите всех!

А сам – по-над стеночкой, по-над стеночкой. Тихо так…

И снова: «А-а-а-а-а-ах!»

Шаги! Нет, вроде как бежит кто-то. Вниз бежит. Хозяин? Нет, у того шаги другие…

– Сеньоры! Сеньоры! Вы живы? Если живы, откликнетесь!

Лисенсиат! А я уж думал в ближайшей церкви свечку за упокой ставить.

– Их двое было! Хозяин и тот, в красной рубахе. Одного я, кажется, слегка задел…

Экий молодец!

Свечка никак не желала воскресать. Или это у меня руки дрожали? Наконец, я спрятал огниво…

Фу-ты!

Ну и войско! Дон Саладо в ночной рубахе, сеньор толстячок – в той же амуниции. Один я – при полном параде.

И чем, интересно, лисенсиат разбойников этих пырял? Неужто кинжальчиком своим? Ну и дрянь ножик!

– Кажется… Кажется, я изрядный дурак, сеньоры, – вздохнул толстячок, словно мысль мою прочитал. – Как же я не понял? Вы же говорили, Дон Саладо, чтобы никто двери…

– Потом, – весьма невежливо перебил я, поднимая повыше плошку со свечой. – Пошли! Я – первый!

– Однако, Начо… – встрял было доблестный идальго, но я только плечом дернул.

Коридор пуст, комнаты пусты.