Трагически разворачивалась судьба Лидии Корнеевны Чуковской. Лидия Корнеевна была бессменным редактором Маршака, отдавала работе все силы. Как сотрудник маршаковской редакции, был арестован ее муж Матвей Бронштейн, гениальный физик, автор замечательных популярных книг для детей. И хотя после того, когда ушла атмосфера "Ежа" и "Чижа", Корней Чуковский находился в натянутых отношениях с Маршаком, спасение зятя и дочери стало его основной заботой. Он просил за него на встречах с генеральным прокурором в Кремле, даже не подозревая, что Матвей давно расстрелян. Лидию Корнеевну спасло чудо.

"Удивительные бывают совпадения событий и дат, – писала Любарская. – В этот самый вечер – 11 ноября 1937 года, когда у меня был первый настоящий допрос, – в стенах Ленинградского Союза писателей состоялось общее собрание детской секции под председательством Г. Мирошниченко. На этом собрании, хорошо подготовленном стенгазетой, в том же стиле, в тех же выражениях был вынесен приговор всем арестованным – писателям и редакторам. Нашлись среди учеников Маршака и такие, что с готовностью присоединились к клевете на своего учителя. Особенно отличился Н. Григорьев, всегда считавшийся другом редакции. Во время перерыва он подошел к Л. Пантелееву и, словно потрясенный всем происходящим, сказал: "Одно то, что мы молчим, уже предательство". Пантелеев только кивнул головой. Да и что можно было сказать этим беснующимся, жаждущим крови людям? Перерыв кончился, и первое слово взял Н. Григорьев. Но это был как будто другой человек. Он обрушился на Маршака, утверждая, что Маршак собрал около себя группу вредителей, что все они хотели загубить детскую литературу, что для этой цели они собирались у него дома, прикрываясь работой над рукописями, и т. д. и т. д. Даже после собрания он посылал Маршаку письма домой с прямыми угрозами и разоблачениями, которые не успел довести до собравшихся.

Только три человека на этом собрании не изменили ни себе, ни брошенным в тюрьму товарищам. Это Маршак, ни единым словом не отказавшийся от своих учеников. Это писательница Лидия Будогоская, не побоявшаяся (в разгар репрессий, во времена повальных арестов) крикнуть на весь зал: "Всё это ложь!" Это муж Тамары Григорьевны Габбе – Иосиф Израилевич Гинзбург. Он пришел на собрание, чтобы защитить меня (жену защищать он не мог), и передал в президиум заявление (указав свой адрес и телефон), в котором обвинял Мирошниченко в лживости и двурушничестве. А в доказательство приложил снимок с титульного листа книги Мирошниченко "Юнармия", где автор в восторженных выражениях благодарит меня за помощь в работе. Мирошниченко встал и произнес в своем излюбленном пышном стиле: "Товарищи, на это собрание проник террорист и бросил бомбу!" Два "молодых человека в штатском" подошли к Иосифу Израилевичу и вытолкали его из Дома писателя".

Анатолий Яковлевич Разумов, замечательный исследователь истории ленинградского террора, писал в комментариях к очерку Любарской, что, "судя по сохранившимся документам, предъявлялись даже ложные "показания Маршака". (Жаль, они не уцелели до наших дней. Картина фальсификации была бы нагляднее.) Но, несмотря на то что на Маршака усиленно собирали компромат и под пытками выбивали показания арестованных, НКВД так и не получил санкцию на его арест в 1938 г.".

Маршак, понимая, что над ним сгустилась тьма, после очередного собрания в один из дней 1937 года, не заходя домой, уехал в Москву навсегда. Его хотя и оставили на свободе, но и по делу "Еврейского антифашисткого комитета", и в начале пятидесятых годов органы подбирались к нему снова и снова.

А 24 ноября 1937 года, в один и тот же день, были расстреляны Сергей Константинович Безбородов, Николай Макарович Олейников, Н. Константинов (настоящее имя – Константин Николаевич Боголюбов), Абрам Борисович Серебрянников.