Однако с началом повальных арестов, которые уносят Васильева, Смелякова и других, НКВД берется и за Корнилова. В обвинительном заключении от 19 февраля 1938 года будет написано: "Следствием по делу ликвидированной троцкистко-зиновьевской организации, совершившей 1-го декабря 1934 года злодейское убийство секретаря ВКП(б) С. М. Кирова, была установлена принадлежность к этой организации Корнилова Бориса Петровича…

Обв. Корнилов нелегально распространял свои контрреволюционные литературные произведения под названием "Чаепитие", "Елка" и "Прадед"".

Стихотворение "Елка" в обвинительном заключении упоминалось не случайно.

В мае 1937 года НКВД поручает критику Николаю Лесючевскому сделать литературную экспертизу стихов Корнилова, к тому времени арестованного. Лесючевский пишет: "Ознакомившись с данными мне для анализа стихами Б. Корнилова, могу сказать о них следующее. В этих стихах много враждебных нам, издевательских над советской жизнью, клеветнических и т. п. мотивов. …Прежде всего здесь следует назвать стихотворение "Ёлка". В нем Корнилов, верный своему методу двурушнической маскировки в поэзии, дает якобы описание природы, леса. Но маска здесь настолько прозрачна, что даже неопытному, невооруженному глазу становится полностью ясна откровенная контрреволюционность стихотворения. Написанное с большим чувством, с большим темпераментом, оно является тем более враждебным, тем более активно направленным на организацию контрреволюционных сил.

Корнилов цинично пишет о советской жизни (якобы о мире природы):

Насколько мне известно, "Ёлка" написана в начале 1935 г., вскоре после злодейского убийства С. М. Кирова. В это время шла энергичная работа по очистке Ленинграда от враждебных элементов. И "Ёлка" берет их под защиту. Корнилов со всей силой чувства скорбит о "гонимых", протестует против борьбы советской власти с контрреволюционными силами. Он пишет, якобы обращаясь к молодой елке:

А дальше Корнилов откровенно говорит о своих чувствах:

Концовка стихотворения не менее показательна:

мрачно заключает Корнилов".

Этот вдохновенный донос занимает еще несколько страниц. Именно зловещий оговор Лесючевского окончательно решил судьбу Корнилова…

Когда 20 марта 1937 года за ним пришли, жена Люся была на третьем месяце беременности. Перед уходом Корнилов попросил: если будет девочка, назвать Ирой. Родилась девочка. Так на свет появилась еще одна Ирина. Но о том, что она дочь Корнилова, Ирина Басова узнала только после смерти матери в 1960 году. Хотя много лет Люся переписывалась с матерью Корнилова и не раз обещала дочери, что расскажет ей о настоящем отце, но так и не решилась. Она считала, это было бы предательством по отношению к человеку, который, женившись на ней после ареста Бориса, дал ей свою фамилию и тем самым спас и ее саму, и ее грудную дочь.

Ольга не сразу узнала, что у Корнилова есть дочь, и уж полной неожиданностью для нее, а может быть, даже потрясением стало то, что ее тоже назвали Ирина.

Спустя годы возникнет устойчивый миф, что Ольга Берггольц пострадала из-за того, что была женой Корнилова, хотя это абсолютно неверно.

Когда Корнилова арестовали, Ольга написала в дневнике от 16 апреля 1937 года: "Ну, то, что арестован Борис Корнилов, – не суть важно; тут у меня, как говорится, "чистая". Невзирая на вопли о "сведении личных счетов", с 32 года как могла способствовала Союзу его выгнать. Арестован правильно, за жизнь".

Жестокость этих слов поражает. Но очень скоро она раскается.

20 февраля 1938 года его расстреляли.

Разгром Детиздата

Для Ольги весь 1936 год – темные дни.