|
Созданная летописцами дурная репутация Игоря Старого привела к тому, что о нем и писать почти никто не хочет. Мне известна всего пара романов, посвященных именно ему, но даже в них походу 941 года уделено очень мало внимания: буквально пара страниц. Битву в Босфоре укладывают в пару абзацев – а ведь это был не просто первый случай, когда русы столкнулись с «греческим огнем», но первый описанный случай в истории, когда русы либо норманны встретились с греками в морском бою! Хотя бы уникальностью это событие заслужило более подробного рассмотрения. Тем не менее писатели как будто стыдливо отворачиваются от Игоря и спешат перейти к эпохе Святослава, чья репутация куда лучше отцовской, хотя лучше ли итоги его деятельности?
Итак, если я не сильно заблуждаюсь, мне досталась честь написать первый роман о русско-греческой войне 941 года с подробным раскрытием темы – настолько, насколько это позволяет изучение материала. А позволяет оно немало, и завершение этой военно-политической кампании пришлось отложить до следующей книги, чтобы не комкать события, заслуживающие подробного изложения.
Часть первая
Прощальный пир шел с полудня, и толпы гостей в старой Олеговой гриднице сменились уже не раз. Здесь перебывал весь Киев, все старейшины полянских, древлянских, северянских городков, что съехались на проводы князя с дружиной. Не считая воевод тех земель, что отправляли свои полки с Ингваром на Греческое царство. Каждому из них князь поднимал чару: – Пью на тебя! Здоровья и удачи да пошлют тебе боги! В ответ гость пил за князя и переворачивал пустую чашу вверх дном: – Пусть у врагов твоих останется крови в жилах столько, сколько пива в этой чаше! Княгиня Эльга, будто маков цвет в своем греческом платье из красного шелка с золотым шитьем, обходила столы, ласково приговаривая: – Угощайтесь, гости дорогие! Что же вы не кушаете? – Спасибо, матушка княгиня, мы кушаем! – отвечали ей бояре, вновь берясь за мясо и похлебку. И собравшись воевать Греческое царство, уроженцы славянских земель тщательно соблюдали старинный застольный обычай. Съев по кусочку, откладывали ножи и ложки, и Эльга начинала снова: – Что же вы не кушаете? Кушайте побольше! Если не уговаривать, не станут есть, уйдут голодными и затаят обиду. Едва начинало темнеть, но у Эльги кружилась голова от усталости, в ушах шумело от голосов. Пылал огонь в очаге, по всей гриднице горели факелы; в глазах рябило от шевелящихся теней и пощипывало от дыма. Опустишь веки – и в темноте вспыхивают солнечно-рыжие пятна. Однако не стоило показывать своего утомления, и Эльга быстро открывала глаза, окидывала взглядом гридницу. Улыбалась царящему разгрому – столы завалены объедками и залиты пивом. Гости больше не в силах ни есть, ни пить – те, кто еще не заснул. На полу хрустят черепки, между блюдами валяются забытые поясные ножи. Челядь пыталась прибираться, но жареных бычьих туш было три, не считая более мелкой скотины и дичи, и груды костей вновь росли. Гусляры уже охрипли, золотые струны полопались, и теперь гриди и отроки пели кто во что горазд. Расстегнуты были нарядные кафтаны, беленые сорочки украсились пятнами; Гудфаст расшумелся, братья Любомил и Мысливец, сыновья Трюгге, вдвоем вели его спать, а он цеплялся за косяки и чего-то кричал… Хотелось тишины и покоя, но княгиня не могла рано уйти с прощального пира. Сегодня будут гулять, пока не заснут прямо за столом самые стойкие. Завтрашний день нарочно отведен для отдыха, а послезавтра с рассветом – на весло. Не верилось, что уже через день в Киеве, Любече, Вышгороде и Витичеве настанет тишина. Собранное двадцатитысячное войско не могло поместиться ни в одном из городов – даже в столице, – и распределялось по четырем. |
