– Не ходи туда! – вместо приветствия сказал отрок и заступил ей тропу.

– Что? – Ведома поставила корзину наземь. – Что случилось?

– У Шумиловой бабы дочка заболела. Тошнит ее… ну, как тетку Уксю. – Нечуй опустил глаза. – Я-то думаю… она, Мышатка, лопает что попало, оттого и пухлая, как колобок. А Шумилова разоралась. Будто ты ее дитя сглазила, и она теперь как тетка…

– О боги! – Ведома схватилась за голову.

Шумил был старшим братом Равдана, вторым сыном Краяна и Уксини. Жена его была очень крупная, грузная, хотя молодая еще баба с округлым, свежим, довольно миловидным лицом. У нее росло трое сыновей, и она везде таскала с собой младшее дитя – шестилетнюю дочку. Завидя их, Ведома всегда невольно улыбалась: девочка была точным, лишь уменьшенным раза в три слепком с матери. Такое же округлое личико, голубые глаза, светлые прямые брови, даже линия волос точно такая же.

Несмотря на такую стать, Шумилова баба отличалась робостью: за дверь собственной избы в темноте старалась не выходить. Она пуще всех боялась «русалку» и всегда гнала своих детей прочь от тех мест, где они могли наткнуться на Ведому.

– И Беседица с ней, и Любочадица, Борянова баба, и Немигина старуха, и другие еще, – угрюмо продолжал Нечуй. – Кричат, что русалка у них всех детей перепортит, что они тебя сгонят из веси… Разбушевались очень. Не ходи – поколотят еще.

Ведома переменилась в лице от гнева. Это кого хотят поколотить дурные бабы? Она сама кого хочешь поколотит!

– Много их. – Нечуй, кажется, угадал ее мысли. – Ты бы лучше переждала где… пока они не уймутся. Или Краян вернется. Я Сопелку за Радохой послал.

При мысли о муже Ведома поняла, что ее юный деверь прав. Если она сейчас пойдет в весь и затеет драку с бабами, выйдет большая свара, к которой и мужики окажутся причастны. А если пойдет большой шум, о нем проведают соседи. А ей никак не стоит поднимать вокруг себя шум. Лучше переждать.

– Возьми корзину. – Она кивнула Нечую на свою добычу. – Спасибо, что встретил.

Развернувшись, она быстро пошла по тропе назад в лес. Нечуй взялся за ручку корзины, разогнулся, вздохнул. Смотрел вслед, пока рослая худощавая фигура не скрылась за елями.

Пройдя ельник и уткнувшись в ручей, Ведома немного поостыла и на том берегу задумалась: а куда я иду? Куда пойти? Она не знала никого, кто мог бы ее приютить, да и на какой срок? Может, ее вовсе больше не пустят к Озеричам?

Она подумала о Ведьме-рагане. Та знает, кто она такая. И знает, что Ведома – не русалка. Можно попросить, чтобы засвидетельствовала перед Озеричами человеческое происхождение младшей невестки, не вдаваясь в подробности.

Ведома даже повернула, чтобы выйти к Днепру и поискать дорогу к избушке. Но остановилась: она ведь там никогда не была. Это мать знает, как туда идти, а ей самой Ведьма-рагана когда-то назначала встречу на поляне, где плясали медведи, за Толимовым оврагом…

Теперь Ведома уже знала, что одним из тех «медведей» был Равдан, и она, получается, впервые увидела его еще тогда, только под шкурой. А потом он, будто в сказании, сбросил звериную шкуру и стал удалой молодец, ее жених…

Вздохнув, Ведома обернулась кругом, будто ждала, что желтеющие березы, зеленые кусты или небо в серых тучах подскажут ей, как теперь быть. Но лишь ветер прошелестел в вершинах, затрепетали красноватые листья осины. Повеяло влагой. Тучи обещали дождь. На Ведоме был чупрун из толстой плотной шерсти, но все же мокнуть не хотелось.