Однако тревоги мои возрастали.

Разговоры о походе, который то ли будет через пару лет, то ли нет, и мысли о нашем отъезде в Волховец не давали мне покоя.

– Дался тебе этот Волховец! – сказала однажды Эльга, когда я поделилась с ней. – Чего там хорошего? Такая же серая муть весь год, как у нас дома было. А здесь вон как хорошо: тепло, светло, богато!

Она раскинула руки, будто норовя обнять и кручи над Днепром, и небо, и все бесчисленные дворы и избы на вершинах и под склонами, и реку с белеющими парусами лодей.

– Я никуда не хочу уезжать! Хочу, чтобы здесь был мой дом, чтобы Святша мой рос здесь, в середине земли! Только смотри, – она строго взглянула на меня, – Мальфриде не проболтайся!

Болтать я не собиралась, но разговоры эти меня тревожили.

Только этого нам не хватало!

Далеко за полдень народ таскался к Ждивою на двор смотреть «заеденного вупырем». Бьярки сообщил, что Ждивоевы холопы погрузили зашитого в мешки покойника на волокушу и повезли куда-то за город. Класть ему краду на краю поля, где всем, было нельзя, и его утащили куда-то вниз по Днепру, на пустырь.

Люди ходили на тот склон к Братилюбову двору и смотрели, как поднимается дым.

Иные видели в дыму странное…

– Хорошо, что заеденного сожгли, – сказала Держана, когда я передала ей эти известия. – Да ведь тот, кто его заел, остался.

– Ты думаешь – и вправду вупырь?

– А кто ж еще?

Мне вдруг стало холодно.

Я обняла себя за плечи, потом взяла из зыбки Святанку и прижала к себе. Когда она родилась, я думала, Мистина подберет ей имя из своих датских бабок: Альмвейг или Рагнхильд. А мне так нравилось имя Святожизна! Я много слышала о последней моравской княгине – это была поистине прекрасная женщина! И когда я намекнула об этом мужу, вовсе не надеясь, что он послушает, он вдруг воодушевился и даже поцеловал меня.

– Какая хорошая мысль! Хоть мы и не кровная родня Предславу, но через князя… Поеду к нему сейчас!

Он приказал подать коня и умчался к старику просить разрешения дать своей дочери его родовое имя. У Предслава уже были и дочь, и внучка по имени Святожизна, но он даже прослезился, услышав просьбу, сказал, что я добрая женщина и он рад быть мне родней… Словом, он дал согласие, и Мистина нарек нашу дочку в честь Предславовой матери. Сразу будет видно, сказал муж, что мы родня с княжичем Святославом.

Держане в этот вечер сделалось хуже.

Хорошо, что гостей не было, и я сидела у нее до темноты. Только когда оконце совсем почернело, я поняла, что пора домой.

Бьярки уже ходил по двору, опираясь на копье. Вид у него был важный и грозный, а морщин и мешков под глазами в полутьме было не разглядеть, и я вдруг подумала, что он с этим копьем и своим единственным глазом – вылитый Один.

– Ну что, всех ли кур мы найдем завтра на месте? – спросила я важно, будто королева, желая поддержать его, столь серьезно относившегося к своей страже.