— А зачем это?

— Как зачем? — изумился Леня. — Я еще о вас забочусь, вам приятное сделать хочу, а он спрашивает! Ребенок! И автограф, понимаешь, и мороженое, а он — зачем…

— Хороший фильм, — вздохнула Лена.

Они стояли возле щита с афишей, на которой по снегу полз человек, а руки у него были чем-то замотаны.

— Нестареющий… — сказала Надя. — Человек преодолевает смерть — эта тема никогда не устареет. Тебе полезно посмотреть…

— Я уже видел.

Когда?

— В первом классе… — сказал Гена.

— Тоже мне, в первом! Что ты тогда понимал! — возмутилась Надя. — Тебе для воспитания воли такой пример нужен!

Филимонов на все это взирал молча.

Гена не замечал, что за деревом стоит Толкалин с киноаппаратом, а чуть подальше от него — малышня с газетами. Гена не заметил, как Леня махнул рукой. И малыши, весело размахивая газетами, помчались со смехом и визгом, окружили Гену, крича:

— Ахтограф, ахтограф!

Остап взял Гену за локоть и попросил негромко:

— Автограф, пожалуйста…

— Но я… Но… у меня ручки нет! — обрадованно выпалил Гена, оглядываясь на Надю.

— У меня есть… — Надя с готовностью протянула ему ручку. — Стыдно, Гена!

— Конечно! — вскричал Ларионов. — Я же говорю!

— Стыдно, — повторила Надя. — Не тебе стыдно, а за тебя стыдно. У тебя автограф просят, а ты отказываешься! Привыкай!

Надя подала ему свою пухлую папку, Лена с готовностью подставила плечо, Гена виновато посмотрел на Антона и торопливо расписался на всех газетах. Толкалин старательно снял эту сцену. Объектив его проследовал за малышами, которые, ликующе вопя и размахивая газетами, мчались теперь к белому ларьку с мороженым.

— Ну, вот… — вздохнул Ларионов, — теперь я совсем опоздал…

— Ничего… — утешила его Надя. — Ты известный…

— Популярный человек… — сказала Лена. — Можешь себе позволить.

Гена взорвался:

— Да что вы, сговорились, что ли! Ты-то чего молчишь, Антон!

— А чего? Они правду говорят… популярный. Вот я и молчу.

— Идем в кино. — Надя твердо взяла его за локоть. Гена посмотрел на нее.

— Ладно… — и сунул шест под кусты газона. Кинотеатр был новый, очень похожий на большой белый корабль. Он весь сиял стеклянно, а внутри можно было ходить, как по музею изобразительных искусств. Кинотеатр назывался «Витязь», и потому для него из какого-то серого металла были вылиты целые сцены разных древнерусских боев с половцами и просто витязи на конях — и по одному, и по двое, и по трое. И всякие птицы-фениксы украшали фойе. Можно было бы не идти в кино, а только одно это оформление рассматривать. Лена с Филимоновым уже сто раз тут были, Надя тоже раза три ходила, а Гене до сих пор было некогда. И, с любопытством оглядываясь по сторонам, Гена сам купил билеты, провел друзей в фойе, прошелся вдоль стен, потом усадил их на места. И когда свет начал гаснуть, он сказал:

— Ну, пока… — и направился к выходу.

— Ты куда? — растерялась Надя.

— На тренировку… — сказал Гена.

Мелькнула в темноте белая его голова, блеснул свет из дверей на минуту, дежурная заругалась: «Ходят тут»…

— Дот, — с удовольствием сказал Филимонов.