Когда я заканчиваю, он долго не отвечает. Стоит, задумчиво пожевывая губу. Потом открывает морозилку и выуживает оттуда пакет со льдом.

— Ты правда настроен не сыграть даже сезон? — в конце концов произносит он.

— Да. — Меня обдает холодом, когда я беру из морозилки еще пару пакетов. — Ты теперь считаешь меня ебанутым на всю голову за то, что я спускаю в трубу шанс попасть в профессионалы?

— И да, и нет. — Он бросает пакет со льдом в свою тележку. — Я считаю, что у твоих опасений есть основания.

Разговор прерывается, когда из-за угла появляется женщина, толкающая перед собой тележку. Увидев Весов фингал, она притормаживает, затем, смерив нас настороженным взглядом, снова начинает идти.

Вес хмыкает, искоса поглядывая на меня.

— Нас приняли за хулиганов.

Я закатываю глаза.

— Не нас, а тебя. И правильно сделали. Я, в отличие от некоторых, святой.

Он фыркает.

— Может, позвать ее и рассказать, кто украсил меня фингалом, а, святой Джейми?

Я показываю ему средний палец, потом беру еще два пакета со льдом, и мы, толкая наши тележки, начинаем брести к кассе у выхода, а там становимся в очередь за пожилой супружеской парой, тележка которых с верхом заполнена хлопьями. Реально, там только хлопья, и все.

— Значит, у моих опасений есть основания, — возвращаюсь я к разговору, пока мы ждем нашей очереди.

Он кивает.

— Не стану отрицать, вратарям приходится туго.

— Но?

— Но это твой единственный шанс. — Его голос смягчается. — Если ты им не воспользуешься, то, возможно, будешь жалеть об этом всю жизнь. Слушай, на твоем месте я бы, наверное, тоже стал ломать голову над решением, но…

— Нет, не стал бы. Даже зная, что тебе сто лет придется ждать шанса, ты бы все равно явился на сборы как штык.

— Точняк. — Он кладет локти на ручку тележки. — Но только потому, что обожаю эту игру. Даже если выходить всего на пять минут за сезон, оно того стоит. Хоккей для меня — все.

А для меня? Тоже все или нет?

Меня охватывает еще большее смятение, когда я начинаю думать о том, какой тяжелый труд сопутствует карьере профессионального хоккеиста. Непрерывные тренировки, жесткая диета, изматывающий график. Я люблю хоккей — правда люблю, — просто, наверное, не так сильно, как Вес. И если сравнить удовлетворение от остановленной шайбы с гордостью, которую я испытываю, пока учу кого-нибудь вроде Марка Килфитера стать лучше и как вратарь, и как личность… Я честно не знаю, что из этого значит для меня больше.

— Просто мне кажется, что попробовать все-таки стоит, — говорит Вес, выдергивая меня из моих невеселых мыслей. — Каннинг, съезди хотя бы на сборы. Вдруг ты приедешь, и они такие: «Парень, мы ставим тебя в ворота».

Ага, десять раз. А еще я буду летать на работу верхом на Пегасе, дружить с джинном и получать зарплату золотом лепреконов.

Заметив, каким стало мое лицо, Вес вздыхает.

— Все может быть, — настаивает он.

— Ну да, — без энтузиазма соглашаюсь я. — Может.

Пожилая пара наконец-то отчаливает со всеми своими хлопьями, и мы с Весом переходим вперед и записываем лед на счет лагеря. Пять минут спустя мы выгружаем пакеты к Весу в багажник.

Я не приблизился к окончательному решению ни на дюйм, и Вес, видимо, это чувствует. Он кивает на автозаправку в пятидесяти ярдах от супермаркета.

— Пошли возьмем по слашу, — предлагает он.