— Так называемый уход по большому счету заключался в том, чтобы просто быть там, с ней рядом, — посетовал Сёити. — Де­ лать ничего не приходилось, всего лишь проводить время вместе. Я не мог уделять внимание другому человеку и постоянно оправдываться. Поначалу она даже час­тенько появлялась в больничной палате, и в наших отношениях все было неплохо. Нельзя сказать, что я не любил эту девуш­ку, но...

—  Я бы на ее месте в такой период мах­нула бы, скажем, в Италию и развеялась, освежив заодно, возможно, несколько остыв­шие любовные чувства, — посмеялась я.

—  Ты так говоришь, потому что я тебе не очень-то симпатичен, — заключил Сёити.

Если он искренне так считает, это тяже­лый случай. Надо же, какие мы строгие. Я бы не смогла быть с ним рядом: не люб­лю, когда меня берут за горло.

Ну вот, настроение мое, столь зависимое от обстоятельств, разом испортилось.

Однако, как бы там ни было, я была ра­да тому, что появился пункт назначения и я могу совершить путешествие на машине. В игривом расположении духа я покинула свое место обитания.

До свидания, квартирка. Я закрыла дверь на ключ. Не знаю, вернусь ли сюда. Такое состояние, когда впереди неизвестность, в душе одиночество и холодок по спине, я обожаю больше всего.

Я всегда готова сесть в самолет, машину или поезд. Можно ни о чем не думать и по­забыть о своей неустроенности.

Переезды мне нравятся только в самом начале. Стоит же добраться до места, я начинаю впадать в уныние. Опять же здесь приходится подстраиваться под местное время. Попадая в водоворот самых разных событий, я потихоньку оказываюсь вовле­ченной в него, что-то приобретаю и что-то впитываю. Именно потому, что только та­ким образом я понимаю, что значит жить, мне это неприятно.

Тем не менее быть вдвоем с кузеном ока­залось куда более легко и приятно, чем вза­имодействовать с другими людьми. И дело тут не во времени, которое мы в действи­тельности привели вместе. Мы оба внутри будто состоим из особенных временных слоев, объединенных чем-то вроде единой породы. В языке наших тел так много об­щего. У меня возникло такое чувство, слов­но где-то глубоко в темных уголках моей ду­ши звучит та же мелодия, что и у него.

Мы выехали на скоростное шоссе, и по дороге в Сано заехали в зону отдыха, что­бы поесть рамэн. Там было многолюдно.

Мне стало интересно, как живут все эти люди, откуда и куда они едут.

Все они, и дети и взрослые, с одинаковы­ми бледно-голубыми от света люминесцент­ных ламп лицами сидели и думали о рамэн. Было трудно представить, что в этой толпе хоть у кого-то есть жизнь с конкретными очертаниями. Эта масса людей, включая меня, казалась единым стадом копошащих­ся зомби. Их пути разойдутся здесь и боль­ше никогда в жизни не пересекутся. Я под­метила некоторую странность: оттого ли, что всем нам предстояло не лететь, а ско­рее ползти до места назначения, реаль­ность происходящего давила гораздо более ощутимым грузом, чем это бывает в залах аэропорта.

Однако эти пустые размышления оказа­лись несостоятельными, и как только в же­лудок попала горячая пища, мне стало жар­ко. Слава богу, ожила, подумала я.

Я взбодрилась и поэтому решила сме­нить Сёити за рулем. Поначалу вела не­привычную для меня машину сосредото­ченно и молча, а когда, понемногу освоив­шись, наконец попробовала было завести беседу, обнаружила своего кузена крепко спящим на соседнем сиденье.

Такие длинные ресницы... Я плохо знаю, какую жизнь он вел... Тем не менее, долж­но быть, это была жизнь куда более насто­ящая, нежели моя. Я испытывала странное чувство, видя по соседству лицо спящего кузена. Казалось, словно мы уже давно boi так путешествуем вдвоем. От его свитера пахло его домом. Это был специфический запах, который не вспомнишь, пока не ощутишь вновь.