|
Объясните мне, почему вам явилась такая фантазия? – Тереза! – с живостью ответил молодой человек, решившись сразу освободиться от всех своих страданий. – Скажите мне, что у вас есть возлюбленный и что этот возлюблен-ный – Палмер, и я буду любить вас по-настоящему, буду говорить с вами совершенно чис-тосердечно. Я попрошу у вас прощения за свой приступ безумия, и вам никогда не придется ни в чем меня упрекнуть. Послушайте, хотите вы, чтобы я стал вашим другом? Несмотря на все мое фанфаронство, я чувствую, что хочу быть им и способен на это. Будьте со мной от-кровенны – вот все, о чем я прошу. – Дорогое дитя мое, – ответила Тереза, – вы говорите со мной, как будто я кокетка, ко-торая пытается удержать вас при себе, и как будто у меня есть грех, в котором я должна вам признаться. Я не могу допустить такого отношения к себе, оно меня оскорбляет. Господин Палмер мне друг, и я его очень уважаю; таким он всегда для меня останется. Я с ним совсем не так близка и уже давно потеряла его из виду. Вот что я должна сказать вам, но ничего больше. Если у меня и есть тайны, то они не нуждаются в излияниях, и я прошу вас не инте-ресоваться ими больше, чем я того желаю. Поэтому не вам расспрашивать меня, вы должны отвечать мне. Что вы здесь делали четыре дня тому назад? Почему вы за мной шпионили? Что это за приступ безумия, о котором я должна знать и за который я должна судить вас? – Тон у вас не очень-то ободряющий. Зачем мне исповедоваться вам, раз вы не снис-ходите до того, чтобы обращаться со мной как с хорошим товарищем, и не оказываете мне доверия? – Ну, так и не исповедуйтесь, – возразила Тереза, вставая. – Это послужит доказатель-ством, что вы недостойны уважения, которое я к вам питала, и что, стараясь узнать мои тай-ны, вы не платили мне таким же уважением. – Так вы прогоняете меня, и между нами все кончено? – спросил Лоран. – Все кончено, прощайте, – сухо ответила Тереза. Лоран вышел, охваченный таким гневом, что не мог произнести ни слова. Но он не сделал и тридцати шагов по улице, как вернулся и сказал Катрин, что ему было поручено передать кое-что ее хозяйке, а он забыл об этом. Дверь в сад оставалась открытой, Тереза сидела в маленькой гостиной, огорченная и подавленная, и, казалось, была погружена в свои мысли. – Вы вернулись? – спросила она. – Вы что-нибудь забыли? – Я забыл сказать вам правду. – Теперь я не хочу ее слышать. – Но вы ведь требовали ее от меня! – Я думала, что вы сразу сможете быть со мной искренним. – Я мог, я должен был говорить искренне; напрасно я этого не сделал. Послушайте, Тереза, вы в самом деле думаете, что мужчина моего возраста может, видя вас, в вас не влю-биться? – Влюбиться? – спросила Тереза, нахмурив брови. – Значит, вы смеялись надо мной, когда говорили, что не способны влюбиться ни в одну женщину? – Конечно, нет, я говорил то, что думал. – Значит, вы ошибались, и теперь вы влюблены, это верно? – О, не сердитесь, ради бога! Не так уж это верно. Мысли о любви приходили мне в голову, волновали меня, если хотите. Неужели вы так неопытны, что считаете это невоз-можным? – В мои годы я должна была бы приобрести этот опыт, но я долго жила одна. Мне не приходилось попадать в некоторые положения. Это вас удивляет? Однако это так. Я очень простодушна, хотя меня обманывали, как и всех! Вы мне сотни раз говорили, что слишком уважаете меня, чтобы видеть во мне женщину, по той причине, что ваша любовь к женщи-нам всегда слишком груба. Поэтому я считала себя в безопасности от ваших оскорбитель-ных желаний, и больше всего я уважала вас за то, что вы искренне сказали мне об этом. Я принимала участие в вашей судьбе тем более свободно, что, помните, мы как-то говорили друг другу, смеясь, но, в сущности, серьезно: «Между двумя людьми, из которых один идеа-лист, а другой материалист, лежит Балтийское море». |
