Изменить размер шрифта - +
Родители-то мои всегда мечтали, чтобы я стал писателем, но сам я не видел для себя такого будущего, и этот роман я тоже писал вроде как для себя. Мне казалось, что я не заслуживаю такой судьбы, что я самозванец.

— Тебя ждет столько интересного! Издательские тусовки, журналисты, презентации, фанаты…

— Вот именно! Уж ты-то знаешь меня достаточно и понимаешь, что все это меня мало интересует.

— Вот зануда! Вечно всем недоволен! Даже сейчас ты не выглядишь счастливым!

— Ну, я просто слегка удивлен. Пока не очень себе представляю, как все будет. Этот роман не был предназначен для печати… поэтому я немного растерян. Я едва не отказался от предложения издателя, — признался я.

— Быть не может! — воскликнула Хлоя.

— Но почему ты все же согласился?

— Я подумал о родителях. Они всегда верили, что в один прекрасный день я стану писателем. Не хотелось их разочаровывать. Но… Не могу избавиться от ощущения, что незаконно вломился в литературный мир, что не имею на это никакого права.

— По-моему, все молодые писатели так думают, — заявила Хлоя. — По крайней мере те, кто изначально не собирался публиковаться. Такое авторское целомудрие.

— Безусловно. Но в придачу к тому, что ты называешь целомудрием, у меня присутствует еще инстинкт самосохранения. Литературный мир стал частью мира шоу-бизнеса, а я не создан для того, чтобы выставляться напоказ и светиться в телевизоре и желтой прессе. Кстати, книга выйдет под псевдонимом.

— Под вымышленным именем? — удивилась Хлоя. — Но это же глупо, разве нет?

— Почему же глупо? Это всего лишь способ провести границу между мной сегодняшним и тем человеком, которому вскоре будет присвоен статус писателя.

— И что за имя?

— Ох, ну я не стал оригинальничать. Просто взял второе имя отца и девичью фамилию матери.

— И что получилось?

— Рафаэль Скали.

— Неплохо, — сказал Жош.

— Да, неплохо, — подтвердила Хлоя. — Господи, если тебе так нужно, пожалуйста!

— Нужно, нужно. Ты же меня знаешь, я не из экстравертов. А псевдоним меня хоть как-то убережет от излишней публичности.

Как человек, проработавший некоторое время в журнале, я прекрасно знал, что в литературной среде неизбежны тусовки, светская болтовня, улыбки, настоящие и искусственные, деловые обеды, фуршеты, сопровождающиеся разговорами с незнакомцами, которые, не прочитав романа, расписывают, как он им понравился, лезут в вашу личную жизнь, выясняют ваше мнение по разнообразным вопросам и отношение к разным авторам. Одиночество вынудило меня стать писателем, но я не готов был пожертвовать своими принципами и в одночасье превратиться в общительного, красноречивого и улыбчивого светского человека. Я объявил издателю, что не стану участвовать в рекламной кампании. Все, что я хотел сказать, я сказал на двухстах шестидесяти страницах романа, остальное же принадлежит лично мне и никого не интересует. Тьерри Виллар остановил на мне лукавый взгляд голубых глаз, призадумался, а потом ответил, что понимает мои чувства и принимает мое условие. А пресс-секретарь был в ужасе, он принялся рисовать мне катастрофические последствия моего решения, грозил мне безвестностью, пугал ничтожными продажами — больше всего, похоже, его волновала невозможность применить свои умения, а не судьба моей книги и мое литературное будущее. Но я ответил ему, что пиар никогда не определял литературную славу книги. По мне, так он нужен был лишь для того, чтобы польстить самолюбию автора.

 

Роман мой был принят доброжелательно, хотя и не имел оглушительного успеха. Тем не менее множество незнакомых людей увлеклись моей историей и полюбили моих персонажей.

Быстрый переход