— Только не думайте, что вам будет легко это сделать. Кэллаген — крепкий орешек. Сильный парень и к тому же невероятно ловок и хитер. Думаю, вам это известно.

— Сэр, как бы хитер он ни был, однако я полагаю, он не рискнет вводить в заблуждение полицию или скрывать нужную нам информацию, когда речь идет об убийстве.

Гринголл с сомнением покачал головой.

— Шеррик, да он с самого начала воспылает горячим желанием помочь нам, можете в этом не сомневаться. Только вот я предпочел бы иметь дело с противодействующим мне дьяволом, чем с содействующим мне Кэллагеном! Я советую вам держать ухо востро, когда вы будете с ним разговаривать. Он умеет прятать свои когти и быть чертовски обаятельным, но Кэллаген всегда заботится по-настоящему только об интересах Кэллагена. А вот если его и ваши интересы совпадут, он сможет оказать вам колоссальную помощь.

— Вы знаете его лучше, чем я, шеф.

— О да, это действительно так! И при этом, заметьте, я вовсе не ненавижу его! Не скажу, чтобы он был мне очень уж симпатичен, но все же… Это яркая индивидуальность, особый, неповторимый тип. У него своя мораль, свои принципы, своя система действий… и своя шкала ценностей, которой он неукоснительно придерживается, проявляя фантастическую изворотливость.

— Можете ли вы подсказать мне, сор, в каком ключе мне следует говорить с ним?

— Боюсь, что готовые рецепты вам не помогут, — ответил Гринголл. — Мы поступим так. Когда он придет, я приму его, поговорю с ним неофициально и постараюсь понять, какую партию он разыгрывает… если он вообще ведет какую-то игру. Он расскажет мне свою историю, а я попробую оценить, на сколько она правдива… Впрочем, он, конечно, постарается придать ей видимость правды. Потом я направлю его к вам. Пока он будет спускаться по лестнице, я успею вам позвонить. Может быть, я смогу подсказать вам что-нибудь конкретное, что поможет вам получить от него полезную информацию.

— Когда он здесь появится?

— Думаю, — сказал Гринголл, — он придет к чаю, то есть около пяти. Когда он приходит сюда, то всегда к чаю, — добавил старший инспектор со вздохом. — Этот чертов психолог считает, что именно в это время атмосфера наиболее благоприятна для разговоров.

— Из ваших слов можно заключить, что этот Кэллаген высокого мнения о себе, — заметил Шеррик с кислой миной.

— Вы правы… Однако, хотим ли мы того или нет, приходится признать, что у него есть для этого все основания. Да, да, Шеррик! Вспомните хотя бы дело Уиндауна. Кэллаген провел расследование артистически. Блестящее расследование, одно из лучших, какие я знаю. Конечно, мало удовольствия в том, что он не всегда говорит правду, но идеи бьют из него фонтаном, и многие из них без преувеличения можно назвать блестящими. Вам не следует забывать об этом, Шеррик, когда вы будете говорить с ним.

— Я буду помнить об этом, сэр. Однако сомневаюсь, что я в ближайшее время проникнусь любовью к мистеру Кэллагену.

— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулся Гринголл, — Вначале я тоже не любил его.

Шеррик вышел, Гринголл, вернувшись к столу, взял карандаш и занялся рисованием. Теперь он попытался изобразить дыню.

Вошедший в приемную агентства Николлз молча прошел мимо стучащей на пишущей машинке Эффи Томпсон, направляясь в кабинет шефа. Эффи услышала, как скрипнула дверца — Николлз полез в шкаф за виски. Когда она вошла, он ставил бутылку на место.

Подкрепившись, Николлз опустился в кресло Кэллагена, поудобнее распределил в нем свое грузное тело и, насмешливо улыбаясь, взглянул на Эффи.

— Я вижу, вы расстроены, дорогуша.