– Конечно, нет.
«Откуда мне знать?» – подумал он.
Этот вопрос она задавала каждое утро, и каждое утро он давал примерно такой же ответ. Сколько жен полицейских спрашивало своих мужей то же самое, сколько мужчин отвечало, и сколько из них не дожило до возвращения домой, погибнув от пули грабителя, насильника или просто бездомного наркомана? Больше, чем следовало, в этом Энди был уверен.
А что ответил на этот вопрос Грин утром шестого июля двенадцать лет назад? Грин был первым напарником Палатазина, и тот ужасный день кончился для него четырьмя выстрелами в лицо. Палатазин видел все это сквозь окно пицерии, где он покупал ленч. Джорж ждал его в машине. Они выслеживали подозреваемого в грабеже и убийстве одного торговца наркотиками. Много позже, избавившись вместе с рвотой от остатков порохового запаха в горле, Палатазин сообразил, что подозреваемый заметил слежку и запаниковал, сунув свой украденный пистолет сорок пятого калибра прямо в окно машины, где сидел Джорж. Палатазин гнался за ним пять кварталов, и наконец на пожарной лестнице настиг. Движением измазанного пицей пальца он нажал спуск и продырявил убийце голову.
В тот вечер мать долго плакала, когда он рассказал ей, как слышал свист пули, миновавшей голову. Она сказала, что пойдет к комиссару и попросит дать Энди безопасную работу. Но этого, конечно, не произошло. На следующий день она уже забыла все, что он ей рассказал, и говорила о том, как красивы должны быть сейчас летние цветы на улицах Будапешта.
Палатазин смотрел на свою ладонь, которая в тот июльский день двенадцать лет назад сжимала рукоятку пистолета. «Анья, „ – подумал он. По-венгерски это означало „Мама“. «Я видел призрак матери“ – он поднял взгляд и посмотрел в глаза Джо.
– Прошлой ночью мне приснился необычный сон, – сказал он и слегка улыбнулся. – Кажется, я видел маму, сидящую в своем кресле-качалке в спальне. Она мне кажется давно не снилась. Странно, правда?
– Что случилось? Когда ты ее увидел?
– Ничего… Она подозвала меня к себе рукой… Или показала на что-то… Я не уверен.
– Показала? Но на что она могла показывать?
Он пожал плечами:
– Кто знает?! Я не умею толковать сны.
Он поднялся из-за стола и взглянул на часы. Пора было выходить.
– У меня идея, – сказал он, обнимая рукой жену за талию. – Я сегодня вернусь пораньше и мы пойдем обедать в «Будапешт». Что скажешь?
– Я бы хотела, чтобы сегодня ты остался дома, вот что я скажу, – она подумала несколько секунд, выпятив нижнюю губу, потом провела ладонью по гриве седеющих волос на голове мужа. – Но «Будапешт» – это очень мило.
– Отлично. И музыка! Цагнезен! Да?
Она улыбнулась:
– Да.
– Тогда назначаю тебе свидание.
Он похлопал жену по заду, потом ущипнул. Она насмешливо щелкнула языком и вышла вместе с ним в гостиную, где он достал из платяного шкафа темно синий пиджак и черную шляпу, которая видела лучшие дни. Она подержала пиджак, пока он пристегивал черную кожаную наплечную кобуру, все это время с отвращением поглядывая на «полис специал» 38 калибра, который лежал в кобуре. Сунув руки в рукава пиджака, потом увенчав себя шляпой, он приготовился покинуть дом.
– Удачи, – сказала сказала она на крыльце, и Энди поцеловал жену в щеку.
– Будь осторожен! – сказала Джоанна ему вслед, когда он уже шел к старому белому «форду-фалькону» у поворота.
Он поднял в ответ руку и скользнул в машину. В следующее мгновение она уже тарахтела вниз по Ромейн-стрит. Из-за ограды выскочила какая-то дворняга и некоторое время пыталась преследовать машину, пока та не скрылась из виду.
Джоанна закрыла дверь и заперла ее. «Таракан, „ – подумала она и почувствовала желание сплюнуть, потому что даже отзвук этого жуткого имени вызывал у нее тошноту. |