|
Вам придется подождать. Там посмотрим. Она сложила губы в улыбку: – Больше не доверяете мне? – Частично, да. Частично, дело в том, что мы обрабатываем новые сведения, которые мы получили буквально сегодня прямо с панели. И вы, как никто другой, должны знать, какова степень достоверности такой информации. Он поднялся и поводил журналистку до двери. Положив руку на ручку замка, Гейл остановилась: – Я… я не хотела горячиться, но сегодня мне пришлось стать свидетелем очень неприятной вещи. Что-то очень странное. Наверное, вам кажется, что я слишком нажимаю, да, капитан? – Гм, да, кажется. – Это потому, что я не хочу работать в «Тэтлере» всю жизнь. Я должна быть на месте, когда вы возьмете его. Довести эту историю до конца – единственный мой шанс выйти наверх. Да, я честолюбива, я оппортунист, но я также и реалистка. Такой шанс выпадает репортеру очень редко, один шанс из тысячи. И я не хочу упустить такую возможность. – А вдруг мы его никогда не найдем? – Могу я вас процитировать? Глаза капитана слегка расширились. Он не мог определить, шутит ли она. Потому что лицо Гейл было совершенно серьезно, глаза смотрели ясно и проницательно. – Не думаю, – сказал он открыв перед ней дверь. – Уверен, мы еще встретимся. Кстати, что же заменит Таракана на вашей первой полосе? Что-нибудь о престарелой леди, которая обнаружила на своем чердаке завещание Говарда Хьюза? – Нет. – По спине Гейл пробежала ледяная дрожь. Она все еще чувствовала запах разлагающихся мертвецов, словно одежда ее насквозь пропиталась этим запахом. – Похищение из могил на Голливудском мемориальном. Вот почему я и опоздала. Нужно было обеспечить материал и поговорить с полицией в Голливуде. – Кладбищенские грабители? – тихо переспросил Палатазин. – Да, скорее, похитители гробов. Оставившие все остальное валяться снаружи. Палатазин вынул трубку изо рта и молча смотрел на Гейл. В горле его тупо пульсировало. – Что? – сказал он странно хриплым голосом, больше похожим на карканье или кваканье. – Да, какие-то невероятные извращенцы. Она уже хотела покинуть кабинет, как вдруг рука Палатазина крепко сжала ее запястье, едва не вызвав боль. Она недоуменно посмотрела на него, моргая. Лицо его вдруг стало словно восковым, губы шевелились, не произнося не звука. – Что вы имеете в виду? – с трудом спросил он. – О чем вы говорите? Когда это все произошло? – Где-то ночью, я думаю… Эй, послушайте, вы… вы делаете мне больно. Он опустил глаза, увидел, что сжимает ее руку, и медленно выпустил ее. – Извините. Голливудский мемориал? Кто первым обнаружил? – Я. И фотограф и «Тэтлера»… Джек Кидд. Почему вас это интересует, кто? Вандализм – это не ваш отдел, разве не так? – Но, но… У Палатазина был усталый и ошеломленный вид, словно в любую секунду он мог свалиться на пол в обмороке. Выражение его стеклянно поблескивающих глаз так напугало Гейл, что она на миг почувствовала дрожь, волной пошедшую по спине. – С вами все в порядке? – с тревогой спросила она. Некоторое время он не отвечал. – Да, – сказал наконец капитан, кивнул. – Да, все нормально. Я в порядке, простите, но теперь я хотел бы вернуться в своей работе, мисс Кларк. У меня много дел. Он широко открыл дверь, и она вышла из кабинета. Повернувшись, она хотела попросить Палатазина не забывать о ней, если им удастся взять надежный след Таракана. Дверь закрылась прямо перед ее носом. «Вот дерьмо! – подумала Гейл. – В чем дело? Возможно, слухи оправдались? Давление оказалось чересчур высоким, и бедняга постепенно сходит с рельсов. Если так, то получится очень сочная и трогательная историйка». |
