|
Было девять часов! - Ну вот, господа, вам придется пообедать в обществе двух священников! - воскликнул со смехом граф Октав, обращаясь к своим коллегам. - Не знаю, способен ли Гранвиль побороть свое отвращение к сутане. - Смотря по тому, какие попы. - Один из них - мой дядя, а другой - аббат Годрон, - ответил я. - Будьте покойны, аббат Фонтанен уже ушел из прихода святого Павла... - Ну что ж, пообедаем со святыми отцами, - сказал председатель де Гранвиль. - Ханжи приводят меня в ужас, но истинно набожные люди бывают иной раз весельчаками. И мы отправились в столовую. Обед удался на славу. Высокообразованные люди, политические деятели, обогащенные громадным жизненным опытом и привычкой говорить речи, - превосходные рассказчики, если обладают даром слова. У них не бывает середины - они или скучные, или обаятельные собеседники. В этой тонкой игре ума князь Меттерних не уступает Шарлю Нодье. Остроты государственных мужей отшлифованы, как граненый алмаз, и отличаются четкостью, блеском и глубоким смыслом. Мой дядя, уверенный, что в обществе трех высокопоставленных особ приличия будут соблюдены, дал волю своему остроумию, изящному, трогательно незлобивому и полному лукавства, как у всех тех, кто привык скрывать свои мысли под сутаной. Поверьте, что в этой беседе, которую я охотно сравнил бы по очарованию с музыкой Россини, не было ни пошлости, ни пустословия. Аббат Годрон, скорее напоминавший, как выразился господин де Гранвиль, святого Петра, нежели святого Павла, крестьянин, крепкий в вере, высокий и широкоплечий, бык в образе священника, ничего не смыслил в вопросах света и литературы и вносил оживление в разговор наивными восклицаниями и неожиданными вопросами. Наконец заговорили об одной из неизбежных язв, присущих общественной жизни, о прелюбодеянии - извечная тема, которая и теперь занимает нас с вами. Мой дядя отметил противоречие между законом гражданским и законом религии, которое допустили в этом вопросе составители Кодекса законов еще в эпоху революционных бурь, откуда, по его мнению, и проистекало все зло. - В глазах церкви, - сказал он, - прелюбодеяние есть тяжкий грех; для вашего же суда это всего лишь проступок. Прелюбодея увозят в карете полиции нравов, вместо того чтобы сажать на скамью подсудимых. Наполеоновский Кодекс, проникшись состраданием к виновной женщине, не справился с задачей. Разве не следовало согласовать в этом вопросе гражданское право с правом церковным и, как в былые времена, до конца дней заточать в монастырь виновную супругу? - В монастырь?! - воскликнул господин де Серизи. - Да пришлось бы сначала понастроить сотни монастырей, а в те годы монашеские обители обращали в казармы. К тому же, подумайте только, господин аббат!.. Как можно предлагать богу тех, кого отвергло общество! - Да вы не знаете Франции, - возразил граф де Гранвиль. - Ведь мужьям предоставлено право жаловаться, и что же - за год не поступает и десятка жалоб на прелюбодеяние. - Господин аббат старается неспроста: понятие прелюбодеяния изобрел Иисус Христос, - заметил граф Октав. - На Востоке, в колыбели человечества, женщина была просто игрушкой, вещью; от нее не требовали иных добродетелей, кроме покорности и красоты. А нынешняя европейская семья, дщерь Иисуса, возвеличив душу над плотью, выдумала нерасторжимый брак, да еще обратила его в таинство. - Э, церковь отлично сознавала все эти трудности! - воскликнул де Гранвиль. - Такое установление создано новым обществом, - продолжал граф, усмехаясь, - но наши нравы никогда не привьются в странах, где семилетняя девочка считается созревшей женщиной, а женщина двадцати пяти лет - старухой. Католическая церковь упустила из виду интересы половины земного шара. |
