Дымок флаер уже поднимает. Качает его немного, но оно и понятно – флаер‑то военный, и кроме маршевых гравов есть еще вспомогательные, чтобы ускорения внутри кабины компенсировать. Из‑за них внутри флаера никакой перегрузки, все движения только на мониторе и видно.

А сзади в ангар уже особисты набиваются. И сразу стрелять норовят. Только разве из станнера или легкой штурмовой винтовки броню боевого флаера продырявишь? Дымок к шлюзу подрулил, внутрь заплыл, и шлюзовые ворота всех особистов отрезали.

Вылетаем мы из шлюза, поднимаемся по вертикальному туннелю – а там… Небо‑то какое! А солнце! Мы же на поверхность – первый раз попали.

2. Если костры зажигают, то это кому‑нибудь нужно?

Триста метров через скальные породы – и живи без нас счастливо, дорогой Ангарск!

Голубое небо, ослепительное солнце. Красота!

Вокруг туннеля вся поверхность на пару кмов выжжена, только радары да крышки ракетных шахт среди прокаленных камней блестят.

– Дымок, – говорю, – надо сматываться отсюда!

Но Дымок и без меня все сообразил. Да как налег на штурвалы! Если бы не внутренние гравы‑компенсаторы, размазало бы нас по креслам. Я глазами хлопнуть не успел, как «Скат» до четырех звуков разогнался.

На передних мониторах все в сплошную полосу слилось, только небо и видно. А на задних – вообще какая‑то каша разноцветная. Оно и понятно, при четырех звуках позади флаера в атмосфере такое творится…

Но это все фигня, главное – чтобы ракет не было. Хоть мы и из города, но без всякого предупреждения, и как бы родная ПВО на нас не обиделась. А то попрощается с нами парочкой ядреных ракет…

Минуту Дымок четыре звука держал. Но ракет за нами нет, а корпус у «Ската» хоть и композиционный – но три тысячи градусов ни одна керамика долго не выдержит. Да и след на гиперзвуке такой, что хоть по грохоту за нами иди, хоть со спутника инверсный след рассматривай.

Сбросил Дымок скорость до ползвука, поднялся немного. Внизу – сплошные джунгли. Город наш в сотне кмов к югу остался, и преследовать нас вроде не преследуют.

А над нами, вокруг нас – облака. Такая красота! Я обо всем забыл, так чудно было на облака смотреть.

Потом вспомнил, конечно.

– Ну, Дымок, – говорю, – и что теперь?

На душе сразу погано стало. Облака, конечно, хорошо. На «Скате» на сверхзвуке кататься – тоже неплохо. Вот только как жить‑то теперь? Неприкосновенные запасы можно кое‑как на пару недель растянуть, а потом что? В город нам теперь дороги нет.

– Подумать надо, Серж, – Дымок говорит.

Тут я натурально из себя вышел.

– Дымок! – говорю. – Думать надо было раньше, когда ты нашему президенту решил по морде смазать!

Думаете, он смутился? Ни фига! Только подбородок повыше вскидывает.

– Думать, Серж, – говорит, – никогда не поздно, и никому не вредно.

И отворачивается, стервец малолетний! А уж как фыркает! Уцелей какая лошадь – так и та бы сейчас от зависти сдохла!

Ну и что с таким делать? В ухо дашь – прибьешь ненароком, а пожалеешь – так еще круче влипнуть можно. Я его полчаса назад уже разочек пожалел… сам теперь влип по самое не могу! Мне двух особистов и бегства из города надолго хватит. Хорошо еще, если не до конца жизни! Пока этот самый конец не за горами, а всего‑то в паре недель маячит.

Да еще в сон меня тянет. Ночью я почти не спал, а внутри флаера замкнутый воздушный цикл, и кислорода в воздухе процентов двадцать, если не больше – у нас в центре города меньше! – вот меня с непривычки в сон и потянуло.

У Дымка глаза тоже красные. А зевает так, что того и гляди, челюсть вывихнет.