— Да, дорогая!

— Пошли за экипажем сейчас же. Она отказывается ехать в клуб? Прекрасно. Надо сделать так, чтобы в это время ее просто не было в городе. Беатрис, позови миссис Бишоп. Скажи, что Аннели уезжает на неопределенный срок на море, и вели ей немедленно уложить вещи.

Аннели мгновенно сникла.

— На море?

— Твоя двоюродная бабушка Флоренс стара, как и ее дом. Может, несколько недель в ее компании, где самое интересное занятие, на которое ты можешь рассчитывать, — это скреплять известью кирпичи, убедят тебя, что твоя жизнь в Лондоне не так ужасна, как ты думаешь.

Аннели, которая сидела в кресле, всем телом подалась вперед.

— Я никогда не говорила, что жизнь здесь ужасна! Леди Уитем тоже подалась вперед и посмотрела в глаза своей непокорной дочери.

— Поедешь в клуб?

Аннели напряглась.

— Нет.

— Тогда отправляйся к своей бабушке Флоренс и будешь пребывать там, пока не придешь в чувство. В отчаянии Аннели обратилась к отцу:

— Папа!

— Персиваль… — Голос леди Уитем проскрипел, как ногти по шиферу. — Ты прекрасно знаешь, сколько сил я приложила, чтобы выдать ее замуж за лорда Бэрримора. Это такая блестящая партия! Так что, если скажешь хоть слово в ее защиту, я прикажу миссис Бишоп собрать заодно и твои вещи. Или мои, это не имеет значения. Я под одной крышей с тобой не останусь, если ты вступишься за Аннели.

Персиваль положил газету на колени. Его голубые глаза на мгновение задержались на волевом подбородке жены, прежде чем он бросил недовольный взгляд в сторону дочери.

— Говоришь, он тебе неприятен, потому что не смеется? Моя дорогая девочка, мы прожили с твоей матерью тридцать лет, у нас прекрасная семья, но я не помню, чтобы у меня когда-нибудь появилась причина для смеха. Каждый занимается своим делом, в этом и состоит его жизнь. Пожалуйста, послушайся маму. Перестань нести вздор и пойми: либо ты выйдешь за мистера Балтимора…

— Бэрримора, — уточнил Энтони. — Не имеет значения. Либо ты выйдешь за него, будешь жить в роскоши в одном из его тринадцати поместий и делать что в голову взбредет до конца дней своих, либо начнешь прямо сейчас паковать вещи для поездки в Бриксгем, чтобы через день-другой, когда станет невмоготу, вернуться обратно и помочь маме и сестре подготовиться к твоей свадьбе. Энтони, — он подождал, пока сын повернется к нему, — ты читал утреннюю газету? Веришь ли, в палате опять дебаты по поводу того, что делать с этим пройдохой Бонапартом. Они проявили снисходительность, отправив его в ссылку на Эльбу, и посмотри, что получилось. Сто дней войны и десятки тысяч крепких английских солдат, погибших при Ватерлоо. И за что? За почетную капитуляцию без последующего наказания? Готов поспорить, этот идиот, наш хваленый министр иностранных дел, с глупой улыбкой вымаливал акт милосердия — ведь на той же странице Веллингтон пишет, я цитирую: «Он преступил черту правовых гражданских и общественных отношений, он преступник, он враг человечества». Какие слова! Повесить надо этого подлеца! И как только земля его носит!

Не дожидаясь ответа, Персиваль снова углубился в газету, где высказывались предположения о том, в каком месте причалит английский корабль «Беллерофонт» со сдавшимся корсиканским чудовищем на борту.

Аннели рассеянно слушала обличительную речь отца, лихорадочно думая о том, как бы самой избежать ссылки на ветреное побережье Девоншира. Единственное, что могло ее спасти, — это поездка в клуб с ненавистным ей лордом Бэрримором, но на это Аннели не могла согласиться и предпочла ссылку.

Как долго ей здесь придется пробыть? Неделю? Две? Ведь если она надолго исчезнет из Лондона, пройдет слух, что родители отправили ее куда-то, да еще среди ночи.