Нервным рёвом труб старый магистр Фюрстенберг удержал, стянул к себе строй последнего рыцарского полка, истово молясь о победе над московитами в этом свальном бою. А всадникам Петра Ивановича Горенского уже приходилось туго среди многочисленных рыцарей и кнехтов, уже негде было оторваться от преследования, и всё чаще сталкивало их лицом к лицу с тяжёловооруженными немцами. Но не оставили их соратники без подмоги.

С рёвом и свистом пришел в движение весь узкий лунный горизонт на востоке. Как туча, взметнулась, поднимаясь все выше в небо, пыль над полками русской конницы, как лес молний, сверкнули в ней клинки. Не выдал своих магистр, бросил вперед последний полк, но тот потерял скорость и силу среди крутящихся всадников, расстроив ряды, сшибся с русской лавой, затрещал под тяжёлыми саблями и стал уступать.

Настало время лютой сечи. Воины Курбского напирали, орденских же воинов охватил ужас. Сначала бежали они по одному врассыпную, потом побежали группами, потом сбили русские немцев с поля и устремились в погоню, скача по телам храбрейших защитников Ордена, хватая в плен отвыкших от ратного дела рыцарей, развращенных ленью и пьянством.

Одной из первых групп беглецов была свита магистра, тащившая с собой старого Фюрстенберга, обезумевшего от позора. Эти резво проскочили по мосту и ушли по дороге на Феллин. Но под напором скакавших сзади рыцарей мост проломился и рухнул в реку.

Пролом проглатывал всё новые и новые толпы конных, мгновенно погружавшихся на дно. Даже герои, способные плавать в тяжёлых латах, пропадали, не в силах преодолеть прибрежные трясины. Немногие в предрассветной тьме сумели опомниться и остановиться. На коленях они просили о милости русских, которые, сняв шлемы, взирали на место страшной трагедии, где в водовороте крутилось одинокое страусиное перо.

Потрясенные нечаянной смертью врагов, возвращались русские воины на место побоища. Пар валил от их ватников и суконных подлатных кафтанов, кровь и пот ручейками стекали из-под шлемов по лицам, отливая червонным золотом в первых лучах восходящего солнца.

Когда светило засияло в небе, утомленный конь вынес Андрея Михайловича на магистров холмик, как саваном покрытый срубленным и втоптанным в грязь знаменем Ордена. Отсюда, насколько хватало глаз, равнина была покрыта трупами коней и людей, людей, людей…

Резкий крик с равнины заставил вздрогнуть усталого воеводу. Один, два, три — огромная масса «трупов» начала вставать. Быстро оцепившие поле конники выгоняли из хлебов и поднимали древками копий с земли целые толпы кнехтов, вовремя понявших бессмысленность своего участия в кошмарной ночной битве и либо схоронившихся, либо просто притворившихся на время мёртвыми, надеясь если не сбежать, то уж по крайней мере не попасть под горячую руку.

Пять полков пехоты, пострадавшей от стрел и конских копыт, были взяты в плен. К ним присоединили сто семьдесят знатнейших рыцарей с их отрядами и свитой. Войско Курбского потеряло около двухсот бойцов, включая шестнадцать дворян.

Избрав более длинную, но на этот раз хорошую дорогу, князь с войском и пленными пришел в Дерпт. Подлечив раны и влив в свои ряды около двух тысяч охотников, через десять дней ратоборцы выступили в новый поход: на Феллин, где укрылся магистр. Быстро, перехватывая дороги, войско достигло Феллина и засело в указанном эстами лесу.

Передовой отряд князя Ивана Золотого с ходу ворвался на улицы города и промчался, рубя встречных и поперечных, чуть ли не до ворот замка. Натурально изобразив грабителей и устроив пожар, ратники князя Ивана отступили, выманивая на себя неприятелей. Фюрстенберг и все вооруженные немцы, горя мщением, вскочили на коней и беспорядочной толпой погнали за Иваном Золотым.