— Ныне же, — продолжал ландсмаршал, — чаша наших преступлений исполнилась и гибель наша видна. Прародители построили нам грады высокие и крепости твердые, дворцы и здания светлые — вы входите в них, не трудившись и не неся расходов. Наслаждаетесь вы нашими садами и виноградниками, домами и удобствами, которые не садили и не строили. Да что говорить о вас, добывших все это, как вы полагаете, мечом! Другие и без меча, ничуть не потрудившись, завладели нашим богатством, пообещав нам защиту и помощь. Видите, какова их помощь, если стоим мы здесь связанные перед врагами!

Слезы видны были на глазах Филиппа, когда говорил он о жестокостях Ордена, которым был свидетель и за которые Бог отдал Ливонию в чужие руки. Плакал ландсмаршал о разорении милой родины, так, что и слушатели его прослезились. А после, утерев глаза, вновь сказал он со светлым лицом: «Все же благодарю я Бога и радуюсь, что попал в плен и что страдаю за Отечество. Хотя придется умереть мне за него, поистине дорога и желанна будет мне эта смерть!»

С почетом проводили воеводы пленника под стражей в Москву и в общем послании много молили царя Ивана Васильевича не губить этого умного и честного человека. Воеводы писали, что, хорошо приняв маршала и сделав его другом Руси, можно всю Ливонию с ним взять, потому что ливонские немцы глядели на него, как на отца. Царь же, становясь всё более лютым и бесчеловечным, услыхав прямое правдивое слово Филиппа, разгорелся гневом и немедленно повелел умертвить его, зверским образом запытав «для примера».

* * *

Война между тем шла своим чередом. Пока тяжёлые полки обложили Феллин и, вырыв шанцы, обстреливали крепость из больших орудий, Курбский снова отправился в дальний поход. По сведениям разведки, против русских войск в Ливонии выступил гетман Иероним Ходкевич. Избранный на место Шалль фон Белля ливонский ландсмаршал ждал соединения с литовской ратью под крепостью Вольмар, сзывая под своё знамя рыцарство.

Не давая неприятелям соединиться, легкий Передовой полк Андрея Михайловича стремительными переходами вышел к Вольмару. Трудность состояла в том, чтобы не дать ландсмаршалу запереться в крепости. И здесь восставшие крестьяне оказали русским неоценимую помощь. Конница Курбского скрытно, лесами вышла к немецкому лагерю и неожиданно обрушилась на неприятеля. В ожесточенной схватке воевода насмерть поразил ландсмаршала. Начавшаяся среди рыцарей паника облегчила победу; прорвавшиеся рыцари попали в руки своих крестьян.

Опережая вести об этом разгроме, Передовой полк поскакал к Вендену (ныне Цесис). Благодаря симпатии местных жителей Андрей Михайлович точно знал местонахождение литовских полков, расположившихся, для лучшего снабжения, на трёх разных стоянках. Впервые предстояло Курбскому сразиться с прославленной литовской конницей, уже несколько веков по праву считавшейся одной из лучших кавалерий Европы.

Захватить неприятеля врасплох не удалось. Из-за небольшой рощицы, скрывавшей от глаз литовский лагерь, на атакующий центр Передового полка стремительно летела лавина всадников на высоких тонконогих конях, в лихо заломленных меховых шапках. Длиннополые кафтаны, легкие кирасы или чешуйчатые нагрудники резко отличали их от ливонцев. Конники стремительно сближались. На русских наплывали уставленные торчком бороды и грозно шевелящиеся усы, литовские лёгкие клинки ласточками летали над лавой.