Наконец дверь открылась, и он смог войти в прихожую.

    -  Леокадия Петровна Пронькина? - уточнил Никита.

    -  Да, я самая, - ответила та. Она была в розовом фланелевом халате, надетом на свитер с высоким горлом. Что ж, ясное дело, топят везде плохо. - Вот видите, какой у нас холод! Стекла-то повылетели. А кто вставлять будет? Я на вас жалобу напишу.

    -  А я при чем?

    -  Кто стеклить будет, я вас спрашиваю? - взвилась Леокадия Пронькина, - В жилконторе говорят, мы ваших стекол не колотили и стеклить не обязаны! И вы туда же, прохвосты! Нам чего ж теперь, подыхай? Вон у меня и ноги посинели!

    -  Погодите, разве я ваши стекла колотил? - возмутился Никита.

    -  А что? Так и есть! Вы же милиция, распустили тут бандитов этих, мафию развели! Они безобразят, а отвечать кто-то должен. Милиция отвечает! Значит, вы и стеклить обязаны!

    -  Я хотел с вами поговорить насчет убийства. Сосед ваш погиб.

    -  Вот сначала застеклите, а потом и поговорим! - отрезала Леокадия.

    Взять сейчас и уйти, и пусть сидит. Получается, милиция бандитов развела, а не такие «замечательные» свидетели! Попробуй раскрыть преступление, когда только и слышишь: «Не видел, не в курсе, не знаю!»

    Никита порой терял ощущение реальности. Так случилось и в этот раз. Нужно бы махнуть рукой на склочную тетку, а не спорить с ней, но разве удержишься?

    -  А я при чем, - Пронькина перешла на визг, - что, я свои стекла колошматила! Вова-а! - истошно крикнула она.

    Примчался мужичонка в трениках и свитере с залатанными локтями.

    -  Вова! Корвалол! - визжала Леокадия, делая вид, что готова рухнуть на пол

    Владлен (он и был Вовой) бережно усадил супругу на табурет, бросился в комнату и бегом вернулся с пузырьком и стаканом воды, видимо, не в первый раз.

    -  Тридцать капель, - прохрипела жертва мафии.

    -  А я слышал, что все эти капли ни хрена не помогают, - простодушно заметил Никита, - просто самовнушение срабатывает. И потом, пока считаешь капли, успокаиваешься.

    Пронькина тем не менее демонстративно выпила лекарство, а затем долго дышала, схватившись рукой за левый бок.

    -  Ну, ладно, я пошел.

    Никита повернулся к двери. В этой квартире ему было противно решительно все, начиная от круглого лоскутного половичка у двери, и кончая самими Пронькиными. Все, включая хозяев, было старое и застиранное, чистое и залатанное. А между двойными дверьми располагался целый склад трехлитровых банок. «Ненавижу банки», - подумал Никита.

    -  Ой, молодой человек! - ожила Пронькина.

    -  Ну?

    -  Вы куда это?

    -  За стеклом пошел! - буркнул Никита, но остановился.

    -  Ну ты, эта… не нужно, - подскочил к нему Владлен-Вова. - Эта… Щас. Ты погоди. Так не эта… Вот.

    Речь была убедительной. Никита повернулся и уставился на Пронькину:

    -  Я слушаю.

    -  А вот, молодой человек, - она вдруг сделалась любезной и даже кокетливой, - Вот скажите, если этого бандита поймают, ну который взрывал тут, то с него можно вычесть деньги за ущерб? Владлен Сидорович купит стекло и вставит, но ведь дороговизна же какая, семьдесят три рубля за квадрат! Это же уму непостижимо! А у нас всего, если посчитать, будет квадратов сорок.