— Але, Надюша, дорогая, здравствуй. С Новым годом вас! Как Илико? Что-то ты невеселая, да? Показалось? Ну, хорошо. У меня для тебя подарок — набор кремов. Косметичка моя приготовила, я и на тебя взяла. Помнишь, я тебе о них говорила. Просто чудо. Когда забежишь? Приходите вместе с Илико. Ну да, понимаю. Серго тоже все на работе торчит. Ну хорошо, жду тебя, дорогая.

Положив трубку, Нино закурила, посмотрела на мужа.

— Пусть придет, расскажет, что там с ней, — задумчиво проговорила она. — Но вообще надо будет вопрос с Надеждой решать кардинально. Она постоянно будет Илье на тебя капать. И докапается. Жена — не девка, от нее не отмахнешься. А вода камень точит.

— Что значит — кардинально?

Нино не ответила мужу, рассеянно глядя на струйку сигаретного дыма.

Пару дней спустя Нина Вахтанговна сидела на кухне, наливая Надежде то коньяк, то кофе и выслушивая ее историю болезни. Нино утешала плачущую женщину, говоря общие и обычные в таких случаях фразы о том, что все образуется, что у ее знакомой Зины или Клавы был тот же самый случай, что и у Нади. И ничего — живы, даже любовников имеют. Нино курила, ласково поглаживая родственницу по плечу и уговаривая согласиться на операцию.

Надежда оттаяла. Такой разговор, именно с женщиной, был ей очень нужен. Но подруг у Нади не было. И хотя она действительно слегка ревновала мужа к Нино, в данный момент Надежда была очень благодарна ей за сочувствие. Уже совсем успокоившись, Надя собралась домой.

В этот момент в дверь позвонили. Нино, недоуменно подняв черные брови, подошла к двери. В ответ на вопрос хозяйки через дверь послышалась взволнованная грузинская речь. Нино, явно торопясь и нервничая, отперла двери. Двое молодых мужчин, кавказцев, ввалились в прихожую с большой сумкой. Они что-то наперебой говорили, видимо, ругались между собой, размахивая руками. Надя видела их жестикуляцию через отражение в висящем в прихожей большом зеркале. В общем потоке быстрой грузинской речи услышала: «Гамахлебуло». Произнеся ругательство, один из мужчин пихнул другого в бок. Его напарник, сделав шаг назад, наткнулся на стоявшую на полу сумку. В ней что-то гулко звякнуло. Нино заметалась между комнатой, где уже стояла собиравшаяся уходить Надежда, и прихожей.

Чувствуя смятение хозяйки, Надя начала одеваться. Она быстро натянула на себя шубу, потом, вспомнив, что стоит в тапочках, нагнулась за сапогами. Около правого сапожка стояла сумка пришельцев. Из маленькой дырочки около самого дна сумки торчала какая-то ампула с чуть мутноватой жидкостью. Сама не зная зачем, Надя незаметно вытянула ампулу из сумки, сунула ее за голенище сапожка, застегнула «молнию» и, быстро расцеловавшись с Нино, выскочила на улицу.

Лиза сидела у телевизора. Руки ее были заняты каким-то вязанием, а голова — очень невеселыми мыслями. Законный супруг находился рядом, у письменного стола. Он, как обычно, был погружен в научные изыскания. Шуршали листы исписанной бумаги, стучала старенькая пишущая машинка. Лиза изредка бросала на мужа оценивающий взгляд ростовщика: сколько все-таки можно взять с этого одушевленного предмета в домашних тапочках? Собственно, его и одушевленным-то можно было назвать с большой натяжкой — супруг существовал только в ряду своих формул. Правда, его взор оживлялся и наполнялся нежностью и при взгляде на нее, Лизу. Муж ее очень любил, это общеизвестно. Но как любил? Вот так, как сейчас: сидя спиной и бормоча что-то под свой ученый нос. Ему не нужны ни театры, ни концерты, ни поездки за город. Даже встречи с друзьями неминуемо превращались в очередной научный диспут. Все это имело смысл терпеть при наличии достатка и известности, на что и рассчитывала Елизавета, связывая судьбу с Игорем Ветровым. «Как, это и есть жена всемирно известного молодого ученого Ветрова, его, так сказать, Муза? Как хороша! Представьте меня, пожалуйста, этой красавице!» — такие слова чудились Елизавете.