Третий обыск в доме за короткое время! Такое могло кого угодно вывести из себя. Жена Юрия Петровича закатила истерику, порываясь схватить телефонную трубку и пожаловаться отцу, чтобы тот немедленно прислал сюда всю милицию. Сам Киреев был бледен как полотно, что выдавало крайнюю степень его ярости. Но он, в отличие от Юлии Георгиевны, не заламывал рук и не орал, а молчал, сверкая глазами.

А вот Грязнов хотя имел вид и решительный, но был предельно вежлив, даже голоса не повысил. Спокойным тоном он попросил оставить в покое телефонную трубку — во избежание крупных неприятностей семейного порядка для господина губернатора, к которому у следствия также имеются серьезные вопросы. А пока он потребовал представить ему семейные фотографии, которые хранятся в доме. Все до одной, без исключения.

Юлия Георгиевна ничего не могла понять — какие еще фотографии?! Что за бред? Но Грязнов, по-прежнему не повышая голоса, объяснил, какие конкретно, и при этом смотрел не на супругу, а на ее мужа. Казалось, что тот тоже не понимал, о чем идет речь. Наконец до Юлии дошло. Она сказала, что все фотографии свалены у нее в ящике туалетного столика в спальне, и если у кого есть охота, пусть забирает их и наслаждается — последнее слово было произнесено ею с напыщенным видом и самым саркастическим тоном, на который она, видимо, была способна.

А вот теперь Юрий Петрович, кажется, что-то понял. Он сделал шаг, другой к двери, ведущей из холла в коридор, на кухню, но Грязнов немедленно заметил это движение и приказным тоном велел Кирееву остаться в комнате. А Елагина и одного из оперативников отправил на кухню посмотреть кое-что в мусорном ведре. Если там ничего не найдут, надо будет перевернуть помойные баки, которые он видел с другой стороны дома, и порыться в них. Приятная, короче говоря, работенка! Да еще в вечерней полутьме, при свете фонарей в парке и собственных фонариков. Вместе с Рюриком ушли и понятые.

А в груде фотографий, принесенных из спальни, Грязнов с помощниками довольно быстро нашел такую же фотографию, на которой были запечатлены хозяйка дома, шедшая по аллее к воротам усадьбы в сопровождении своего телохранителя. Он на голову возвышался над нею, и его «образ» можно было легко отрезать ножницами таким образом, что сама хозяйка оставалась в целости и сохранности.

Вячеслав Иванович положил ее перед собой, затем достал из кармана ту, что отдал ему Карякин, и сравнил.

— Ну, что скажете, орлы? — обратился к оперативникам. — Один к одному? Правильно, близнецы-братья. А куда ж вы собственную жену девали, господин Киреев? Или отрезали и выкинули за ненадобностью?

Киреев молчал.

— Вот эта фотография, — показал он портрет одного Игната, — была вами передана гражданину Карякину вместе с пятьюдесятью тысячами долларов, чтобы он устранил Игната Русиева, попросту говоря, убил его. Что в конечном счете и было выполнено. Вы имеете что-то сказать по этому поводу?

Но Киреев не отвечал. Зато ответила Юлия Георгиевна:

— Ах ты, гад вонючий! — закричала она и кинулась к мужу, но ее остановил оперативник. — Значит, это ты устроил?! А меня уверял, что услал его по делу? Испугался, что он — настоящий мужик, а не такой, как ты, гнида?!

— Заткнись! Идиотка!! — взорвался наконец Киреев. — Сядь и молчи, сука старая!

— Ах, это я — сука?! — взвилась Юлия с новой силой.

— Есть, Вячеслав Иванович. — Негромкий голос Рюрика Елагина неожиданным образом восстановил тишину. — В мусорном ведре нашли. На самом дне, представляете? Словно нарочно прилипла, — улыбнулся Рюрик и, вытерев обрезок фотографии локтем, положил на стол перед Грязновым.

— Ну вот, это совсем другое дело, — удовлетворенно сказал Грязнов, сдвигая части фотографии по линии их разреза.