Изменить размер шрифта - +
Когда-то это были двери, ведущие в первобытные глубины; теперь они ничего не выдавали, даже намека на характер того, кому служили. Прежней осталась только их красота — удлиненные глаза, льдисто-зеленые, окаймленные ресницами с золотистыми кончиками. Он отложил окровавленное полотенце.

— Кровь все еще идет, — пробормотала Кейт.

Кит потрогал рану, раздраженно посмотрел на окровавленные пальцы и замер в нерешительности. Других полотенец в комнате не наблюдалось. Поколебавшись, Кейт сунула руку под кровать, где находился затейливо сработанный кожаный сундук с медными украшениями, принадлежавший ее покойной кузине.

Вместе с вещами Грейс Мердок там помещался весь гардероб Кейт: три лучших платья ее матери, перешитые так, что, прибыв в замок Парнелл, она не будет походить на нищенку, каковой на самом деле является. Она осторожно выложила завернутые в ткань платья на кровать. На дне лежало аккуратно сложенное белье.

Когда-то это были сокровища новобрачной — пошитые из тончайшего батиста, вышитые шелком, отороченные брюссельскими кружевами. Самые тонкие давно сносились, кружева были сняты, чтобы украсить школьные платья Шарлотты Оставшееся истончилось от стирки и чинилось столько раз, что Кейт уже потеряла счет штопкам.

— Что вы делаете? — поинтересовался Кит.

— Не можете же вы ходить с такой раной. — Она разорвала по швам старую сорочку. — Это неприлично. Сядьте.

Он склонил голову набок, с удивлением глядя на нее, но подошел к ней и опустился на единственный стул в комнате. Она двигалась у него за спиной, разрывая сорочку на узкие полоски. Потом, сделав толстую подушечку, прижала ее к ране на виске:

— Подержите так.

Он накрыл ее руку своей рукой. Как и все в нем, рука была крупная, грубая и в шрамах, но неожиданно изящная, с длинными и тонкими пальцами, с широким, но гибким запястьем. Кейт поспешно высвободила свою руку и принялась бинтовать ему голову.

От ее прикосновения он затаил дыхание.

— Я делаю вам больно? — спросила она.

— Нет.

Может быть, под его густыми нечесаными волосами цвета красного золота скрывались еще и другие раны? Подойдя ближе, Кейт осторожно исследовала его череп. Он сидел неподвижно, держа руки на коленях, устремив взгляд прямо перед собой.

Стоя над ним, она взглянула вниз и сквозь прореху в рубахе увидела грудь, покрытую темными волосами. Тело мужчины. Она уже и забыла, как оно выглядит…

— Сильно же вы опустились, голубушка, — заметил Кит. Кейт вздрогнула с виноватым видом, но он только сказал:

— Вряд ли вы стали бы перевязывать мне голову три года назад.

— Вот как?

— Вы были светской молодой леди. Безукоризненной. Чистой. — Голос его превратился в задумчивый шепот. — Никогда не видел ничего более чистого.

Кейт выпрямилась, уязвленная его выводом.

— Если сейчас я не выгляжу столь безупречно, так это потому, что я в дороге, — сказала она.

Он рассмеялся, и этот радостный смех привел ее в полное замешательство. Кейт попыталась найти в его словах какой-то подтекст. Может быть, это попытка выяснить, не привели ли ее стесненные обстоятельства к моральной распущенности? Уже не один человек совершал подобную ошибку и получал в ответ сокрушительную отповедь, потому что хотя теперь они и превратились в низкие, низменные создания, ими по-прежнему управляли определенные общественные условности. А вот у Кита Макнилла был вид человека, которого вообще ничто не сдерживает. И уж конечно, у него был вид человека, которому бесполезно читать проповеди.

Кейт откашлялась.

— Вы совершенно правы, три года назад я бы отослала вас на кухню и велела экономке заняться вами.

Быстрый переход