|
Почти неприкрытое хамство того же майора Окуня было лишь профессиональной реакцией на меня — пришельца из другого муравейника. Черная кошка пробежала между Петровкой и Лубянкой в незапамятные времена; когда же в начале 80-х энергичные ребятишки из муровского отдела по борьбе с бандитизмом по ошибке шлепнули подполковника из нашего Второго главка, а наши в ответ — не будь дураки — накопали материальчик на крупную милицейскую шишку, отношения наших ведомств стали напоминать увлекательную игру по перетягиванию каната, осложненную еще бегом в мешках. Мешков было много, они были пыльные, и ими с азартом лупили по головам. Если МУРовцы могли подстроить маленькую пакость нашим орлам с площади Дзержинского, то они не упускали такой, возможности. Если же нашим комитетчикам («тройке» и, особенно, «девятке») удавалось натянуть нос парням с Петровки, то они всю неделю ходили гордые, как будто провернули удачную операцию. Как будто арестовали в Москве самого Джеймса Бонда при попытке выкрасть с Гостелерадио начальника шестого сигнала… Я тихонечко вздохнул, припомнив все палки, которые мы насовали в колеса друг другу. Хорошо еще, что все эти игры не отразились на качестве нашей дружбы с Некрасовым. Однако при свидетелях правила надлежало выполнять, и потому капитан МБР Максим Монтекки, как всегда, не стал афишировать своего приятельства с майором МУРа Сережей Капулетти. Дабы не нервировать отцов-командиров, его и моих.
В упор не замечая Некрасова-Капулетти, я ленивым тоном осведомился у ближайшего криминалиста, все еще собирающего черепки вблизи моих колен: — А что, вы надеетесь… гм-гм… собрать здесь хоть какие-то отпечатки? Профессионалы… гм-гм… не станут делать таких школьных ошибок, уверяю вас… Ползучий эксперт оторвался от своих черепков, с неприязнью поглядел на меня, потом на Некрасова как старшего по званию, но на всякий случай промолчал. Сам старший по званию Некрасов при звуках моего голоса проворно нырнул за кресло, сделав сразу вид, что его безумно заинтересовал какой-то заусенец на ножке и что его немедленно надо рассмотреть с лупой. Таким образом, вопрос мой попал к тому, кому и предназначался, — майору Окуню. Рыбий майор, собрав весь свой сарказм, осведомился у моей спины: — А вы, господин Лаптев, что… гм-гм… крупный специалист в дактилоскопии? Ползучий криминалист приглушенно фыркнул, поддерживая своего майора. Он-то, голубчик, был уверен, что никто, кроме асов из его научно-технического отдела, вообще и понятия не имеет, где обычно растут отпечатки пальцев и в какое время года надлежит их собирать. — Никак нет-с, господин Окунь, — сказал я в пространство комнаты, упорно не желая показывать майору ничего, кроме тыла. — Просто я подумал, что вам может быть интересным частное мнение сотрудника Министерства безопасности… в работе которого, — кротко добавил я, — как уже было сказано, имеется еще немало организационных недостатков… Окунь за моей спиной издал злобный булькающий звук, как будто подавился воздухом. Я догадался, что и сам он считает все манипуляции с поиском преступных отпечатков ритуальными и бессмысленными, но ему физически неприятно, что хмырь с Лубянки высказал все это вслух. Как видно, Окуню было также неприятно дискутировать с гэбэшным затылком, поэтому он вышел у меня из-за спины и, по-хозяйски перешагнув ящерицу-эксперта, повернулся ко мне. Теперь он загораживал мне вид на пыточное кресло, на Некрасова и еще на одного криминалиста, который подносил Некрасову всякие кисточки, порошочки и пакетики для манипуляций. — В таком случае, — проговорил рыбий майор, — я попросил бы частное лицо с Лубянки удалиться вместе со своим мнением и не отсвечивать тут… Окунь выпендривался передо мною не славы ради и даже не пользы для, но исключительно по причине ведомственного азарта. |
