Тревогу забили только тогда, когда обезумевшие от горя родители оранжевых хипарей стали обивать пороги соответствующих служб со слезными просьбами вернуть их мальчиков (девочек), попавших в сияющие лапы Клюева-Лабриолы. Первоначально криминал в действиях бывшего официанта отыскать было довольно трудно: паства приходила к пророку сама, насильно не удерживалась и добровольно оставалась при Лабриоле, проводя досуг за пением, странными молитвами и раздачей портретиков-листовочек. Первые подозрения возникли, когда несколько оранжевых мальчишек были похищены отчаявшимися родителями прямо с мест дислокации секты и доставлены в Кащенко. Эксперты обследовали пареньков с помощью тестов и высказали предположение, что религиозный транс может быть искусственного происхождения, поскольку такого рода гипноблокаду удерживают только сильные нейролептики. Тем временем оранжевые предприняли в Москве несколько громких акций, самыми заметными из которых были попытки сорвать службу в Елоховском соборе и вступить в прилюдную перебранку со священнослужителями. В Богоявленской церкви паства Клюева-Лабриолы попыталась осквернить алтарь, и дважды оранжевые выдвигали заслоны из собственных тел на пути крестного хода. А еще были прискорбные инциденты в Мытищах, в Сергиевом Посаде, в Волоколамске и в Клину…

Когда генерал Голубев с мрачной гримасой вручил мне тощенькую папку с надписью «Лабриола», внутри папки бултыхалось только с десяток родительских жалоб-криков, несколько милицейских протоколов и то самое заключение экспертизы насчет применения нейролептиков, которое, впрочем, было предположительным. Сережа Некрасов, к которому я неофициально обратился за содействием, виновато признал, что значительная часть больших транквилизаторов обладает целым рядом до конца не изученных побочных действий, причем в девяноста процентах из ста факты нерегулярного использования гражданами нейролептиков на лабораторном уровне зафиксировать под протокол нельзя. Результаты будут всегда спорными, то есть недостаточными для предъявления обвинений. «Очень мило, — сказал тогда я Некрасову. — Чего же стоит вся ваша хваленая наука?» На что Сережа, помню, без колебаний ответил: «Наука, Макс, умеет много гитик. Но „много“ не означает „все“…» Поняв, что медицина бессильна, я попытался зайти с другой стороны. Две проблемы заинтересовали меня: финансовые возможности Лабриолова братства и несколько любопытных совпадений, которые могли быть случайными. Или не случайными. Я достоверно выяснил, что никто из будущих оранжевых, поступая к Пророку, не Делал никаких пожертвований в фонд братства, избыло совершенно необъяснимо, откуда же брались огромные средства на содержание многотысячной паствы (кормил-поил оранжевых Лабриола на свои, что неизбежно влетало в копеечку даже при том, что кушанья были явно не из «Националя»). Кроме того, производство листовок, рекламирующих Конец света и самого Сияющего Клюева, требовало еще больших затрат — и тоже абсолютно было неясно, откуда Лабриола брал деньги.