— Мы готовы, — лаконично сообщил мне старший группы, капитан Володя Рябунский — единственный, кого я лично знал в этой команде. И сам Володя, и пятеро его подчиненных одеты были неброско. Никакого тебе болотного камуфляжа, автоматов наперевес, глухих фантомасовских шлемов. Обычные куртки, под которыми умещается десантный «калаш», обычные «адидасовские» штаны, незаменимые в случае быстрого бега. Маски у них, правда, тоже были, но надевали они их лишь за несколько секунд до начала операции.

Дом номер семь по улице имени уже упомянутых братьев был расположен в двух шагах от Дома кинематографистов, и, надо полагать, здесь могли проживать люди, каким-то боком причастные к важнейшему из искусств. Пока парни Рябунского еще проверяли свою экипировку, а гранатометчик приводил в порядок свою смертоносную трубочку, мимо нашего «рафика» успел пробежать черный ротвейлер, волоча за собой упирающегося высокого полноватого джентльмена. Лицо его показалось мне мучительно знакомым. Сначала я решил было, что это известный международный террорист Нагель, чей фотопортрет мы с идиотической регулярностью получаем из штаб-квартиры Интерпола. Однако буквально через пару секунд я сообразил, где я мог видеть упитанного хозяина ротвейлера. Ну, конечно! В нашем старом фильме «Три мушкетера», в роли Портоса.

— Гранатометчик остается здесь, вместе с шофером, — скомандовал я. — А то всех здешних братьев Люмьеров распугаем…

— Как скажешь, Макс, — пожал плечами Володя и отдал негромкую команду. Я вновь обозрел окрестности в окно «рафика». Портос вместе с ротвейлером скрылись за углом, а больше никого поблизости не было.

— Пора, — сказал я и сообщил Володе этаж и номер квартиры, после чего добавил: — Хозяин квартиры — важный свидетель, не  вздумайте его тронуть. Правда, в квартире могут быть посторонние. Короче говоря, желательно, чтобы никто не пострадал.

Последние слова я произнес скорее для проформы, чем по большой необходимости. Группа поддержки тем и отличалась от бригады «волкодавов», что ее девизом было «По возможности, без жертв». Дырки в людях мог наделать любой дурак, но дураков полковник Корольков у себя не держал.

— Обижаешь, Макс, — сощурился Рябунский.

Я приложил руку к груди и чуть кивнул, что на языке якудза означало: виноват, исправлюсь. После этого Володина команда плюс я выпрыгнули из машины, а через пару секунд нас засосал водоворотик подъезда. Арьергард еще подтягивался, когда авангард в лице самого Рябунского уже справился с простеньким подъездным замком. Универсальная отмычка исчезла в Володином кармане, а я мысленно дал себе зарок завтра же раздобыть себе, наконец, такую. У Филикова было две похожих, и он давно подбивал меня на ченч: я ему — редкую сирийскую зажигалку с портретом короля Хусейна (подарок богатого сирийского стажера, из тамошней охранки), а он мне — лишний экземпляр универсального инструмента для взлома. Поскольку Филиков курил несравненно чаще, чем открывал чужие замки, обмен был выгоден и мне, и Дяде Саше.

Пока я предавался неуместным отмычечно-зажигалочным фантазиям, один из Володиных «коммандос» шутя и играя заблокировал лифт: маленькая незаметная пластиночка внизу теперь надежно мешала дверям закрыться до конца, поэтому любой желающий мог спуститься только по лестнице. И поскольку квартира гражданина Лебедева находилась на пятом этаже, фокус с прыжком вниз через окно уже никак не проходил. Оставалась, правда, крышка люка на чердак, расположенная на самом верхнем, девятом, этаже. Однако, следуя тихому приказу Рябунского, самый высокий парень из всей бригады кошкой взлетел вверх по лестнице, дабы перекрыть и этот путь к отступлению.