Когда он напился, и кровь побежала по его губам и подбородку, он поднял голову и прошептал:

— Теперь и ты можешь пить, Лаура. Теперь ты должна испить моей крови.

Он подставил ей свое горло. Он видел дымку, подернувшую эти бездонные зеленые глаза, недоумение на ее лице.

— Пей, — велел он. — Пей, и мы будем вместе.

Она отвернулась.

Двери школы распахнулись. Выбежали близнецы.

Нет. О нет.

Ренц разжал хватку. Он попятился назад, затем скользнул в тень, отбрасываемую деревьями и изгородью парковки.

Он смотрел, как девочки бежали к парковке. Смотрел, как Лаура вытирала шею рукавом блузки. Прикрыла ранки воротником. Приветствовала девочек. Растерянная, ошеломленная, не понимающая, что с ней только что произошло.

Но я‑то знаю, что произошло, думал он. Я испил твоей крови под полной луной, и теперь тебе необходимо испить моей. Я нужен тебе. Я нужен тебе.

Девочки уже сидели в машине. Он слышал, как щелкнули дверные замки. Он ждал, пока автомобиль не покинул парковку и не уехал. И тогда он запрокинул голову и испустил протяжный, звериный вопль, вопль ярости, разочарования и душевной боли.

Шли дни. Ренц знал, что ему придется ждать месяц, до следующего полнолуния. Он следил за ее домом. Что она там делает? Выходила она очень редко.

Что сказала она своему мужу? Дочерям? Что она больна?

По вечерам он видел, как ее супруг возвращался из своей ветеринарной лаборатории. Ренц видел, что тот приносил своей жене. Он таскал домой животных — кроликов, хомяков, мелких грызунов. Для своей жены, чтобы кормить ее?

Стало быть, муж знает, решил Ренц. Он приносит ей пищу. Но больше он ничего для нее сделать не может. Он бессилен.

Только я могу спасти тебя, Лаура. Только я могу вернуть тебя к той жизни, которой мы собирались жить давным–давно.

Дни и ночи тянулись ужасно медленно. Последняя зимняя вьюга уступила место теплым весенним ночам. Ренц наблюдал за луной, выжидая.

И вот, наконец, полная луна взошла высоко над деревьями. Дом Лауры стоял, погруженный во тьму, свет горел лишь в окне ее спальни. У близняшек были весенние каникулы, и сейчас они проводили время с друзьями. Младшего брата оставили ночевать у знакомых, живших в паре кварталов отсюда. Муж допоздна работал в своей лаборатории.

Ренц знал обо всем этом, потому что постоянно держался неподалеку — как можно ближе к дому и его обитателям.

Если я хоть на мгновение отвлекусь, она может исчезнуть. И я снова потеряю ее.

Но нет. Луна плыла в вышине, и была она полная, освещала дома, словно луч прожектора. И Лаура находилась в своей спальне.

Она ждет меня.

Он крался вдоль стены, прижимаясь к дранке, пробираясь к ее спальне в задней части дома. Окно спальни было открыто, занавески трепетали на легком ветру.

Он помедлил с мгновение, борясь с волнением. Но он уже чувствовал сладостный вкус ее крови на языке. И, когда кровь их будет смешана, какова же будет ее радость от воссоединения с ним!

Он ухватился руками за подоконник, с легкостью подтянулся и влез в комнату. Раздвинул тонкие занавески. Единственный свет давала тусклая прикроватная лампа.

В тот же миг он отпрянул, врезался спиной в стену и отчаянно заморгал, пытаясь прогнать ужасное зрелище.

Зрелищем этим было неподвижное тело Деборы, свисающее с люстры. Ее голые ноги покачивались над полом. Толстая веревка обвивала шею. Голова запрокинулась назад, глаза уставились в потолок невидящим взором, лицо почернело, синюшный язык вывалился из разинутого рта.

— Нет!

Он отвернулся к стене. Он не мог больше смотреть.

Зачем ты это сделала, Лаура? Зачем ты обокрала меня, зачем во второй раз лишила меня невесты?

Он провел так — скорчившись, лицом к стене, неподвижный — казалось, не один час.