— Позвольте выразить свою точку зрения, — сказал мистер Кевин Нолан, советник ирландского посольства. Он со своими крошечными круглыми глазками, изогнутым маленьким ртом, пухлым приятным лицом, круглыми щечками, мягким доброжелательным голосом напоминал плюшевого медвежонка, только лысого. — Ваши доводы кажутся мне не слишком убедительными, знаете ли. Пара очков, картина в музее, арендованная машина, обмененный билет на самолет; любой из этих доводов можно истолковать в пользу невиновности. Неужели вы рассчитываете, что мы поверим, будто этот молодой человек приехал осмотреть достопримечательности — поскольку ничто не свидетельствует об обратном, — убил вашего мистера Мартинеса и спокойно улетел ближайшим рейсом? Возможно, он знает Мартинеса и этих его дочерей. Приезжает сюда и разыскивает его — вполне объяснимо. Вместе отправляются в картинную галерею — ничего необычного. Старик показывает ему картину, похожую на его дочь, — забавное совпадение. А потом он забывает свои очки — со мной тоже такое бывает, и довольно часто. И с мистером Ван дер Вальком, по его же собственному утверждению. Ничто не указывает на его виновность, вы со мной не согласны?

— Хочу заметить, — взял слово Ван дер Вальк, пока следователь нервно ерзал на месте, а юрист из министерства юстиции курил сигару, — никого из моих или ваших друзей не зарезали на улице.

— Пожалуй, в этом есть разумное зерно, — признал ирландец, — но не более того.

— И весьма разумное зерно, — вставил юрист. — Способ убийства. Не похож на заранее продуманное действие. Судя по всему, убийца напал неожиданно, что предполагает сильное волнение. Следует выяснить, каково было душевное состояние Мартинеса, а также этого молодого человека. Припаркованная у дома машина, встреча в картинной галерее, сходство с лицом из Ирландии — между ними бесспорная связь. Таким образом, мистер Нолан, этот молодой человек является свидетелем передвижений, слов и, может быть, даже мыслей Мартинеса в последний день его жизни. Мы лишь хотим выслушать его показания, только и всего. Потом у нас будет время определить… э-э-э… наши последующие действия.

— О, я ни в коей мере не пытаюсь препятствовать отправлению правосудия. — С добродушным смирением.

— Очень хорошо. Что, если мы попросим ваших людей допросить его?

Ван дер Вальк больше ничего не говорил: он чувствовал себя лишним в компании этих предельно вежливых чиновников. Но, выйдя на улицу, он понял, что именно так делаются дела, что он разозлился из-за того, что потерял контроль над ситуацией. Он нашел свидетеля — и споткнулся о юридические тонкости. Но его сомневающийся судебный следователь посоветовался с генеральным прокурором, и этот господин предложил тактичный план: если возможно, привлечь к сотрудничеству ирландцев.

— Нам даже не на чем выстроить дело. Но даже если бы удалось получить международный ордер, они бы под разными предлогами не позволили нам приблизиться к нему. Вспомните парня, который помог английскому шпиону сбежать из тюрьмы, тому самому, что получил смехотворный тюремный срок, — кстати, он тоже был ирландцем. Англичане пытались добиться его экстрадиции; но у них так ничего и не вышло, они выглядели полными идиотами. Ирландцы объявили его политическим беженцем. Нам не нужны националистические волнения: экстрадиция всегда была довольно сложным делом. — Прокурор с трудом подавил клокочущий кашель, рвущийся из его груди.

Нет-нет, думал Ван дер Вальк, уж лучше так; они совершенно правы. Но ему страшно хотелось связаться со своим коллегой в Ирландии и поговорить по душам.

Несколько дней спустя судебный следователь вручил ему толстый конверт с бумагами, скрепленными скрепкой.