Он представил себе, как Копфшлитц (гусак, состоящий в интереснейшей гомосексуальной связи с другим гусаком по имени Макс), перегнувшись через плечо доктора Лоренца, говорит: «Вычеркни это, Конрад: я не согласен».

Бюрократический осьминог тратил много времени, устраивая ему выволочки, очерчивая магические круги, за которые он не должен переступать, придумывая новые правила. Разумеется, он их нарушал — всем полицейским приходится нарушать правила, если они хотят хорошо выполнять свою работу, — и расходовал уйму часов на то, чтобы не попасться: а сколько времени уходило на написание отчетов! Сколько бессмысленной работы! Живешь в придуманном Кафкой мире! Ему становилось легче, когда он смотрел на замки и присутствовал на судебных процессах. Он начинал понимать, почему судебный следователь ведет себя как невротик (словно гусь, лишившийся партнера на триумфальной церемонии), но ему не нравился Кафка.

Увы, приятные, льстящие самолюбию фантазии о том, что полицейский сродни зоологу, ничего не меняют. Разве он не сотник из Евангелия? Человек, отдающий приказы; человек, подчиняющийся приказам.

Человеческие существа — не гуси.

…Осьминог хорошо постарался. Ван дер Вальк недавно проходил курс повышения квалификации в полицейской академии в Фонтенбло, и его весьма позабавили последние правила, составленные для полицейских — регулировщиков дорожного движения.

«Не кладите руку на чужую машину».

Или еще лучше: «Если водитель едет вместе с семьей, а вы должны обратиться к нему с упреком, попросите его выйти из машины. Вы не должны оскорблять его достоинство перед женой и принижать его авторитет отца».

Господи, какая бездна лежит между «Мы, народ… с целью обеспечить… — как там дальше? — наибольшие свободы нашему потомству…» и улицами Чикаго, Парижа или Амстердама.

Он, конечно, умел отгородиться от действительности. Он научился этому во время ночных дежурств на улицах Амстердама. Посмотри на этого тупицу, ты, с болью в спине и потной шеей, перестань зевать. Это переходило из отчета в отчет, которые писал другой Ван дер Вальк — тот, что был гусаком, склонившимся над его плечом.

Ему хватало здравого смысла, простоты, смиренности. Не слишком хорошая характеристика. Он не был уверен в себе, а разговаривать с миссис Фланаган оказалось не так уж просто. Особенно если учесть, что одна половина его разума говорила ему, что она похожа на шимпанзе — или нет? — а другая — купалась в лавине сексуальности и наслаждалась.

Она «очень хотела помочь». Она много говорила об отце, поведала, как ее и сестер детьми привезли в эту страну, рассказала о матери и многочисленных мачехах, о папиных фантазиях, чудачествах и непостоянстве — все это она произносила с ироничной нежностью.

— Интересная у вас биография.

— Здесь, в Ирландии, я чувствую себя дома. Мое происхождение и национальность — просто случайность. Наверное, во многом я так и осталась голландкой, но я стала другим, более сложным человеком.

Ей нравилось говорить о том, каким человеком она стала.

Казалось, она хотела установить с ним особые отношения, по которым они оба были умными, осведомленными, беспристрастными людьми, вместе размышляющими о гибели ее отца. Наблюдающими за гусями. Ее хотя бы тронула его смерть?

— Как вы думаете, почему убили вашего отца? — Он прикурил сигару, ведя себя очень тупо, очень сухо, очень по-голландски.