Если вы будете когда нибудь сообщать свои тайны мистеру Гольденхарту, то позаботьтесь о том, чтоб никто не мог вас слышать».
Она прочла эти ужасные строки, не потеряв, по видимому, своего самообладания. Ее ум не утруждался мыслью о том, кто подслушал и изменил ей. Для обыкновенного любопытства, для обыкновенных ощущений она была нравственно мертва.
Одна мысль овладела ею, мысль об обманувшем ее мужчине.
– Если б он попался мне, я впилась бы в горло его руками и задушила бы его! Но так как… – Преследуя свою мысль, она бросила письмо в огонь и позвонила.
– Снесите это в ближайшую аптеку, – сказала она, отдавая служанке рецепт на стрихнин, – подождите там и принесите мне лекарство.
Оставшись одна, она отперла конторку, вынула оттуда письма и бумаги. Потом взяла перо и написала письмо Амелиусу.
Когда служанка вернулась и принесла ей лекарство, пробило одиннадцать часов.
Глава XXXIII
Тоф возвратился в коттедж с туфлями и чулками.
– Как вы долго ходили, – заметил Амелиус.
– Это не моя вина, сэр, – оправдывался Тоф. – Чулки я добыл без затруднения, но в ближайшем башмачном магазине я не мог найти по мерке туфель, все были слишком велики. Я отправился к своей жене и попросил ее указать мне подходящий магазин. Посмотрите! – воскликнул он, показывая пару шелковых стеганых туфель с голубыми розетками. – Эти, кажется, достойны прелестной ножки. Померьте их, мисс.
Глаза Салли заблестели при виде туфель. Она вскочила с места и бросилась в свою комнату. Амелиус, заметив, что она ступает с трудом, позвал ее.
– Я совсем забыл о нарыве, – сказал он. – Прежде чем вы наденете новые чулки, Салли, покажите мне вашу ногу. – И обратившись к Тофу, он продолжал:
– Вы всегда так находчивы, а не подумали об игле и нитках.
Старый француз отвечал с видом почтительного укора.
– Зная меня, сэр, – сказал он, – могли ли вы сомневаться в том, что я сам чиню свои платья и штопаю свои чулки. – Он отправился в свою спальню и вернулся оттуда с кожаным свертком. «Когда вы будете готовы, сэр?» – прибавил он, развернув сверток и вдев нитку в иглу, между тем как Салли снимала носок с больной ноги.
По указанию Амелиуса она села на стул у окна. Он опустился на одно колено, а на другое поставил ее ногу.
– Повернитесь больше к свету, – сказал он, взял рукой ее ногу, осмотрел и вдруг быстро опустил ее на пол.
Салли вскрикнула от испуга, и Тоф приблизился к ним.
– Посмотрите, – закричала она, – ему дурно! – Тоф посадил Амелиуса на стул. «Господи помилуй, – пробормотал ошеломленный старик, – что случилось?» Амелиус побледнел, как смерть, что бывает с мужчинами крепкого сложения при внезапном потрясении. Он не мог выговорить слова. «Выпейте водки», – посоветовал Тоф, указывая на буфет. Салли тотчас же подала ее. Это несколько взбодрило Амелиуса.
– Очень жалею, что испугал вас, – тихо промолвил он. – Салли! Дорогая маленькая Салли, ступайте оденьтесь поскорее. Вы должны поехать со мной, я скажу вам после зачем. Господи! Почему не знал я этого прежде? Он увидел, что Тоф удивляется и дрожит. «Добрый старик! Не пугайтесь, вы после все узнаете. Бегите, приведите первый попавшийся кабриолет».
Оставшись на минуту один, он немного собрался с духом. Он старался выиграть время, приготовить себя к предстоящему свиданию с мистрис Фарнеби.
– Я должен обдумать, как поступить, – размышлял он, сознавая, какое потрясающее впечатление произвело на него самого это открытие, – она не ожидает, что я приведу ей ее дочь.
Салли возвратилась к нему совсем готовая идти из дома. Она казалась испуганной, когда он подошел к ней и взял ее руку. |