|
Она на попечении доктора. Руфус оставил без внимания сердитый ответ и потрепал его по плечу. – Я говорю о девушке, – заметил он, – потому что хотел бы помочь ей, и мог бы это сделать, если б вы не препятствовали мне. Я скоро уезжаю в Соединенные Штаты, сын мой. Я хотел бы, чтоб и вы отправились со мной. – И бросил Салли! – вскричал Амелиус. – Ничего подобного! Прежде чем отправиться, мы устроили бы Салли как нельзя лучше. Не подумаете ли вы об этом? Амелиус смягчился. – Хорошо, – сказал он. Руфус взял шляпу со стола и, не промолвив более ни слова, оставил его. «Тревоги об Амелиусе, – думал он, затворяя дверь коттеджа, – еще не кончились». Глава XLIV День, назначенный достойным старым хирургом Пинфольдом для свидания Салли с Амелиусом, пришел и прошел, а вести о ее здоровье были все те же: нужно иметь терпение, сэр, она еще не поправилась настолько, чтоб могла видеть вас. Тоф, внимательно наблюдавший за своим господином, сильно беспокоился, видя в нем перемену к худшему. То грустный и молчаливый, то сердитый и раздражительный, он расстроился как физически, так и нравственно до того, что казался тенью самого себя. Никогда теперь не обменивался словом со своим верным, старым слугой, только машинально произносил утром и вечером: «Здравствуйте и прощайте». Тоф не мог более выносить этого. Рискуя тем, что его намерения будут не правильно истолкованы, он повиновался душевному побуждению и заговорил. «Могу я признаться вам, сэр, – начал он смиренно и почтительно, – что мне очень тяжело видеть вас таким больным?» Амелиус посмотрел на него пытливо. – Вы, слуги, поднимаете всегда шум из за пустяков. Я несколько расстроился и нуждаюсь в перемене, вот и все. Я, может быть, отправлюсь в Америку. Вам это не нравится, я не буду в претензии, если вы найдете себе другое место. Слезы наполнили глаза старика. – Никогда! – горячо отвечал он. – Моим последним местом будет ваше, если вы прогоните меня. Это было слишком для чувствительной натуры Амелиуса, и он был тронут. – Простите меня, Тоф, – сказал он, – я несчастный человек, я больше озабочен состоянием Салли, чем могу выразить это словами. Не может быть никакой перемены в моей жизни, пока я не успокоюсь насчет бедной девушки. Но если я отправлюсь в Америку, то и вы отправитесь со мной, я ни за что не хотел бы лишиться вас, мой добрый друг. Тоф оставался в комнате, как бы желая еще сказать что то. Не имея ни малейшего понятия об отношениях Амелиуса к Регине и о случившемся разрыве, он смутно подозревал, что господин его попал в затруднительное положение с какой то незнакомой ему леди. Ему представлялся теперь удобный случай обратиться к нему с вопросом, и он смиренно заметил. – Вы едете в Америку жениться, сэр? Амелиус недоверчиво взглянул на него. – Как это пришло вам в голову? – спросил он. – Не знаю, – покорно отвечал Тоф, – такая пришла мне фантазия. Разве есть что нибудь удивительного в том, что джентльмен ваших лет и с вашей красивой наружностью поведет к алтарю какую нибудь прелестную девушку? Амелиус был снова побежден, он слабо улыбнулся. – Довольно об этих глупостях, Тоф! Я никогда не женюсь, поймите это. Старое, хитрое лицо Тофа просияло. Он повернулся, чтоб выйти из комнаты, остановился в нерешительности и вдруг снова вернулся к своему господину. – Нужны вам мои услуги, сэр, или мне можно выйти на один или на два часа? – спросил он. – Нет, только возвращайтесь к трем часам, я сам тогда уйду из дома. – Благодарю вас, сэр. Мой мальчик внизу и услужит вам, если что понадобится в мое отсутствие. Его мальчик, ожидавший у калитки, с удивлением заметил, что отец его весело щелкнул пальцами и затянул первый куплет Марсельезы. |
