Я бы на его месте сразу бросила компьютер и бегом помчалась за Шаповаловым.

«Странный народ эти мужчины!» — разозлилась я и пешком отправилась в «Петромебель», благо времени у меня было предостаточно.

Верзила в черной куртке с желтыми нашивками как старый знакомый спокойно пропустил меня внутрь главного здания корпорации. Огромный вестибюль с лепными потолками, многочисленные зеркала на стенах создавали иллюзию пространственного космоса. Любое помещение можно сделать необъятным, говорили эти в общем-то нехитрые приспособления.

Еще один охранник провел меня по коридору, устланному мягким ковром, и я оказалась перед полуоткрытой дверью темно-коричневого цвета.

— Входите, — пригласил охранник и мгновенно исчез.

Я позавидовала его способности к дематериализации. «Где они научились? — Я вспомнила дежурную по этажу нижнетагильской гостиницы, теперь вот этот охранник… — Мне бы так!»

Я вошла в комнату, гордо именуемую переговорной, по крайней мере так мне сказал охранник. За длинным столом сидели «трое шпионов в штатском» — Шацман, Шерегес и Шерстобитов.

Они глядели на меня и молчали. Я тоже молчала, застыв в напряженном ожидании — не удосужатся ли они со мной поздороваться.

Не удосужились…

— Здравствуйте, господа партнеры! — приторно приветливым голосом ободрила я застывших в немом ожидании партнеров корпорации.

— Зд-р-в-вст-те, — неразборчиво понеслось с трех сторон.

— Я ненадолго к вам. Хочу сообщить вам одну новость, не очень хорошую для вас.

— Какую? — Шерстобитов заворочался в своем кресле.

— Мы выпускаем главного подозреваемого по делу. Шаповалова Костю. Он находился в одном из наших изоляторов, в области, — рискнула добавить я, желая избавить кого-то из этих троих от пустой траты времени.

— На каком основании? — пророкотал неожиданным басом Шацман.

— Вы, Григорий Исакович, писали жалобу в прокуратуру?

— Да, — рокот несколько поутих.

— Вы, Александр Иванович, писали жалобу в прокуратуру?

— Да, — удивленно ответил Шерегес.

— И я писал жалобу. — Шерстобитов вытянул голову, стараясь заглянуть мне в глаза.

— Вот прокуратура и занялась этим делом вплотную. Они проверили законность задержания Шаповалова и выяснили, что он не является подозреваемым. И не может таковым являться. Так что новость не из лучших. Чем она вам опасна? А тем, что мы удвоим наши усилия по расследованию этого дела. Новые допросы, проверки, ревизии… Избавьте, пожалуйста, работников прокуратуры и нас от ваших кдяуз. Дайте нам спокойно работать! Все, я больше не смею вас беспокоить, до свидания.

Я решительно поднялась со стула, но Шацман завопил:

— Подождите! — но, спохватившись, добавил: — Пожалуйста!

Я уселась на стул и принялась разглядывать господ капиталистов.

Это Шацман? Скорее всего Шацман…

Он больше всех озабочен. Взгляд его бегает, скачет по столу, потолку, по моему лицу, словно нашаривает тайный выход.

Я представила Шацмана, умело разделывающего женские тела на части, и ухмыльнулась; пожалуй, нет, я не права. Шацман не способен на такие подвиги.

Тогда — Шерегес…

Он смотрит на меня с лютой ненавистью. Как будто я ему стрихнин в чай подливаю каждый день. По одной капле.

Нет, опять ошиблась. Это, разумеется, Шерстобитов…

Он лукаво поглядывает на меня и по-иезуитски улыбается. Словно намекает, что я — серая мышь и мне в этой жизни тускло светит одна звездочка — мизерная пенсия и полное забвение.