— Нет уж, сестра милосердия, — мягко, но настойчиво отстранил ее Санчук, — тебе сейчас самой милосердие требуется. Чем это он тебя?

— Орудием убийства, насколько я понял.

Михаил наклонился и подобрал с земли странную машинку, похожую на гигантского жука-рогача.

— Ты можешь минуту постоять спокойно? — возмутился Коля Санчук. — Я бы на твоем месте в травмпункт забежал. Рана очень неприятная.

— Еще чего! Это теперь и свидетель, и следственный эксперимент, и следователь в одном флаконе. Адская машинка! Только прикоснулся, и такая рана… На вот, погляди! Ты же любишь всякую механику, Санчо.

Санчук долго вертел в руках орудие убийства, держа его за нейтральные части, чтобы не стереть кровь и отпечатки пальцев.

— Что я могу сказать после поверхностного осмотра? — сказал он, опуская машинку в полиэтиленовый пакет. — Аккумуляторные садовые ножницы для стрижки кустов и веток, совершенно безопасные в магазинном варианте. Эти умело переделаны в орудие убийства. Надставлены большие обоюдоострые лезвия, которые наносят порез при движении внутрь и наружу… Садовник…

— Ребята, еще не поздно, — прохрипел Кудинов. — Застрелите меня при побеге.

— Поздно уже, — ответил Санчук, — второй час ночи.

— А потом, у нас нет в обойме серебряной пули, — добавил Корнилов.

Аня хотела ехать в отдел вместе со всеми, но Корнилов в очень резкой форме прописал ей постельный режим и домашний арест. Вступился за Аню, как всегда, Санчо.

— Разве ее можно оставлять одну в таком стрессовом состоянии? — сказал он. — Давай ее отправим к моим девкам. Они посидят, по-бабьи посплетничают, выпьют, наши косточки перемоют. Аню они любят, а меня не очень. Вот пусть с ней и нянчатся…

Это была хорошая идея. Аню посадили в милицейский уазик. Капитана Харитонова отрядили ее сопровождать.

— Ты гляди, Харитонов, в оба, — инструктировал его Санчук, — может, этих оборотней целая стая или ОПГ. Так что тебе доверяем главную свидетельницу и самую красивую женщину нашей системы, после твоей жены, конечно.

— А что моя жена? — не поддался на комплимент Харитонов. — Только нахальство одно, а шарма никакого нет. Беспокойства от нее много. Вот первая у меня была — совсем другое дело. Сейчас она — свидетельница Иеговы. Это секта такая, но не опасная. У них там свой сэконд-хэнд. Вот моя первая принесла мне в подарок брошюру и джемпер от Иеговы.

А Танька, моя нынешняя половина, ты ее знаешь, в мусоропровод… А мне как-то обидно стало. У Таньки, конечно, фигура, объемы, как у Шварценеггера. Танцует она здорово, под любую мелодию ламбаду чешет. Но я последнее время все Тоню вспоминаю, то есть свидетельницу Иеговы. Она тихая такая, безответная. Мне бы только этого Иегову как-нибудь собой подменить, чтобы была она свидетельницей Кости Харитонова. Такая моя семейная секта. Как думаешь, Ань, возможно такое?

— Возможно, — согласилась Аня. — После того, что я пережила за последнее время, думаю, что и это возможно…

Все получилось, как предсказал Коля Санчук. До утра просидели две милицейские жены за бутылкой крепкого вина, говоря о чем угодно, но только не о вовкулаках и оборотнях.

Проснулась Аня от того, что попыталась перевернуться на другой бок, и не смогла. С трудом оторвав еще чужую после удара и вина голову от подушки, она увидела, что со всех сторон обложена мягкими игрушками, медвежатами, зайчатами и лисятами, прямо перед ее носом стоит игрушечный оборотень Тануки в образе японского мальчика с листиком на голове, а самая большая игрушка сидит на Ане, свесив ножки, заглядывает в лицо и дышит конфетами.