Сколько будет еще продолжаться этот ливень?
А может, в мире происходит круговорот крови, наподобие водного? Может, этот процесс бесконечен? Пока существует наша планета, кровь будет проливаться, испаряться, растекаться?.. Как же так? Если человек способен по глупости, специально того не желая, изменить климат на планете, продырявить озоновый слой, разрушить биосферу, так неужели, собрав всю свою волю, применив весь свой ум, хитрость, смекалку, в конце концов, дождавшись вдохновения, он не сможет остановить кровь?
— Ребята, возьмите меня с собой, — попросила Аня. — Я в омоновском автобусе посижу. Зато я сразу его опознаю. Договорились? Тогда не будем терять время…
— Баба бредит, да черт ей верит, — пробормотал Корнилов. — Ладно, поедешь с нами.
— Михась, это же моя поговорка, — обиделся Санчук. — Это же плагиат. Я же не повторяю за тобой всякие там самурайские выражения, типа «выстрели из пистолета без пули и жди, когда твой враг прозреет, что у тебя не все дома»…
Такое чувство испытывают пассажиры, когда поезд вдруг остановится посреди перегона, не говоря уже о туннеле метрополитена. Люди нервничают, с каждой минутой нарастает беспокойство. А ведь почти ничего не изменилось. Вагон перестал покачиваться и стучать, не мелькает за окном свет или темнота. Но люди беспокоятся так, будто сердце у них остановилось.
Сейчас Аня испытывала что-то подобное. Ей казалось, что она находится в застывшем посреди туннеля вагоне. Это было похоже на китайскую пытку, терзающую не тело, а психику. Ей нужно было хоть какое-то движение, даже его подобие, хотя бы ходьба по вагону. Ей казалось, что стоит только смириться, откинуться на спинку сиденья, безвольно отдаться покою и тишине, как все на этом закончится. Стальное перо судьбы только и ждет сейчас, чтобы поставить жирную черную точку.
Если бы Аню не взяли с собой на задержание какого-то Расстегая, она бы встала на колени, стала унижаться, пристегнулась бы наручниками. Хорошо, что этого не понадобилось.
«Фольксваген» Корнилова ехал впереди, за ним — омоновский автобус, на заднем стекле которого какой-то остроумец поместил дорожный знак «Осторожно — дети!» Со стороны так и казалось: детишек везут в пионерский лагерь.
— По Дороге жизни едем, — сказал Корнилов своим спутникам. — Санчо, посмотри по карте, когда будет эта деревня Бернгардовка.
— Это не деревня, — заметила Аня, — а микрорайон города Всеволожска.
— Откуда, Аня, ты все знаешь? — удивился Санчук.
— Я в местной газете практику когда-то проходила… Ты не разгоняйся. Видишь усадьбу? Это Приютино. Поместье Олениных.
Кирпичный, неоштукатуренный дом в строительных лесах был так близко от трассы, что на него едва успели взглянуть. Корнилов на месте водителя и вовсе ничего не увидел.
— Знакомая фамилия, — сказал зато Михаил.
— Артист такой был. В «Освобождении» командира батареи играл, — пояснил Санчук. — «Снаряд! Снаряд! Сашка, снаряд!»
— Не кричи ты так, — остановил его Корнилов. — Омоновцев напугаешь.
— Артиста звали Олялин, — покачала головой Аня. — Куда смотрит милиция? Неизвестно куда, но только не в книгу.
— У меня было очень тяжелое детство, — ответил Коля Санчук. — Малороссия. Буряки, бараки. Подножный корм. Мы ваших университетов не кончали.
— Коля хотя бы мыслью куда-то скачет, а некоторые вообще помалкивают, — прозрачно намекнула Аня. — К вашему сведению, Оленин был первым директором Публичной библиотеки. |