— Зачем мне их покрывать? У русских и китайцев одинаковые деньги, какая между ними разница?

— Верно базаришь. В самую точку. Значит, советуешь подождать.

— Конечно. Сейчас у Гунсуня мало денег. Наверное, он еще и за кредит рассчитываться должен. Если сегодня его обобрать, он не сможет расшириться, и мы все время будем получать мало. А его хлеб хорошо покупают, я специально узнавал. Даже сам попробовал. Очень вкусно. Надо ждать. Когда у Гунсуня будет две или три пекарни, мы к нему придем. И возьмем много денег.

— Ловко сообразил. К тому же у нас сейчас бабла навалом, дурь уходит со свистом. Можем позволить себе подождать и потом взять кусок пожирнее.

Глеб Сиверов вернулся с традиционной утренней пробежки. Отдышавшись, он заварил чай и затянулся первой за день сигаретой. От некоторых из знакомых много раз слышал, что курение давно не приносит им былого удовольствия, став просто вредной привычкой, от которой нет сил отказаться. Исчез кайф от первой сигареты, пропало приятное легкое головокружение, и вкус табака кажется мерзким, отвратным.

У Сиверова пока таких ощущений не было. Первая сигарета, запиваемая чаем, вопреки утверждениям докторов, приятно дополняла утреннюю разминку. Глеб менял два рода удовольствия. Сначала он испытывал мышечную радость, давно уже ставшую потребностью, а потом баловал себя легким наркотиком. Вредным, как ни крути, но пока этого вреда Глеб не ощущал, получая только легкий кайф.

А вот то, что ему предстояло после чая, трудно было назвать занятием, приятным во всех отношениях. Только чувство ответственности заставляло Сиверова брать паспорт и идти в школу, где традиционно размещались избирательные участки. Глеб не был политически активным человеком, в партиях не состоял и не размахивал на митингах флагами. Он лишь старался не слишком выделяться из окружения, ну и заодно пользовался случаем выразить свое отношение к происходящим в стране событиям.

Когда их местного депутата журналисты засняли на Лазурном берегу в обществе роскошной брюнетки, Глеб пренебрежительно сплюнул, но все же пару раз заглянул в газеты, надеясь увидеть там опровержение. Мол, сделали журналюги фотомонтаж, желая опорочить честного человека. Но опровержения не последовало, и на следующих выборах Сиверов отдал свой голос за другого претендента. Впрочем, другие избиратели то ли вообще игнорировали политику, то ли посчитали такое поведение их избранника абсолютно нормальным и снова двинули его в депутаты.

В школе царила спокойная атмосфера. Ни звуков бравурных маршей, ни специфических запахов из буфета. Человеку словно давали возможность еще раз обдумать свой выбор и только после этого двинуть стопы к избирательным урнам.

Сиверов предъявил паспорт, поставил в бюллетене галочку против нужной фамилии и, не сворачивая, опустил листок в урну. Наблюдатели, сидевшие на стульях, в большинстве своем даже не повернулись в его сторону. Двое из них о чем-то увлеченно разговаривали. Понятное дело. Хотя решается судьба страны, для отдельно взятого человека его личные проблемы важнее.

Глеб отправился домой. По дороге его перехватил седой мужчина с большим шрамом на тыльной стороне ладони.

— Здорово, сосед! Неужели успел проголосовать?

— Приветствую, Николай! А чего тянуть? Сделал дело — гуляй смело.

— Жаль. Я думал переманить тебя в нашу веру.

— Да ты уже переманивал, страшно вспомнить, сколько раз.

— Попытка — не пытка, а человеку свойственно рано или поздно приходить к истине.

Николай был забавным человеком. Еще в прошлом тысячелетии он пришел к бесспорному с его точки зрения выводу. Суть его была такова. Все природные ресурсы страны должны принадлежать народу, разрабатываться государственными структурами, а всем остальным пусть занимается частник. Строит заводы, создает фермы, выпускает любую продукцию.