Голоса двух англичан на верхней палубе вернули Омара к действительности. Как долго, подумал он, придется ему еще жить, как уличной дворняжке, скрывающейся от ловцов собак, без дома, предоставленный воле тадамана и его людей? Полученное задание ни в коей мере не изменило его представления об этих людях, напротив, глубоко в душе Омара спрятался страх перед ними, перед неизвестным и безымянным, тогда как ни с одной опасностью он не боялся встретиться лицом к лицу. Его не оставляла надежда однажды избавиться от тадамана и Нагиба.

Раздумья Омара были прерваны обрывками английских слов, доносившихся до него с верхней палубы. Разговор сначала не вызвал его интереса, однако голоса становились все громче, собеседники, очевидно, спорили, тон беседы изменился, и теперь они оскорбляли друг друга, почти крича, так что Омару не приходилось сильно напрягать слух, чтобы услышать их. Один педантично обвинял другого, развязного, в глупости и недалекости. Он, мол, ничем не отличается от шефа, по крайней мере использует те же глупые слова и аргументы.

В какой-то момент в разговоре проскользнуло имя, заставившее Омара встрепенуться: Хартфилд. Омар мгновенно проснулся. И если сначала он сомневался в том, что речь шла о пропавшем профессоре, то скоро убедился в правоте своих предположений: те двое занимались поисками профессора Эдварда Хартфилда.

Неожиданно быстро одному из собеседников удалось успокоить второго, и голоса вновь стихли. Омару пришлось изо всех сил прислушиваться, чтобы разобрать хотя бы часть разговора: англичане собирались сойти в Луксоре, также прозвучало имя Картера.

Далее Омар действовал быстро: он поспешил в свою каюту, надел широкополую шляпу, которую привык носить еще в Каире, и бросился к верхней палубе, где стал двигаться подчеркнуто медленно и безразлично. Он шел в сторону англичан, иногда приостанавливаясь, словно залюбовавшись на звезды, и не вызывая их подозрения.

Один из них был низким, в возрасте не старше тридцати лет, у него были длинные волосы. Движения его были резкими и решительными и казались прямой противоположностью спокойным, почти ленивым движениям крупного пожилого собеседника. Разговор резко оборвался, как только Омар приблизился, так что, незаметно рассмотрев англичан, он вновь удалился.

После полуночи, когда пароход с шумом, производимым лопастями колес и людьми, высыпавшими на палубу, пристал в Минии, из своей каюты показался засланный Нагиб. Омар сделал ему знак, давая понять, что у него есть важная новость. С кажущимся скучающим безразличием они наблюдали за маневрами пристававшего к пристани парохода, на самом же деле Омар рассказывал о своем открытии.

Нагиб мгновенно забыл о сне:.

— Двое англичан, говоришь?

Омар кивнул, не отворачиваясь от пристани:

— Одному около тридцати, второй вдвое старше.

— И они сходят на берег в Луксоре?

— Так я понял из их разговора.

— Когда мы прибываем в Луксор?

— Завтра утром.

После долгого молчания Нагиб продолжил:

— Мы думаем об одном и том же?

— Ты считаешь, за ними следует проследить?

— Думаю, да.

— А как же задание?!

Нагиб оглянулся, проверяя, не наблюдают ли за ними; но во всеобщей суматохе их разговор оставался незамеченным.

— Нам нужно разделиться, — сказал Нагиб, — один, как и договорились, поедет в Асуан навстречу каравану, другой последует за англичанами. Мы встретимся в Каире.

Ранним утром на следующий день Омар со своим багажом первым покинул корабль.