— Вы хотите… — начал профессор.

— Я ничего не хочу, — ответил я, — Поймите, человек, это самый опасный хищник на планете. Рядом со своим домом я предпочел бы иметь логово пещерных гиен, чем стоянку первобытных людей. Я выбрал это время, только из-за отсутствия подобного соседства. Неандертальцы — не в счет, — я махнул рукой, показывая, что разговор окончен, — Командуйте, майор!

По счастью на тропе никто не попался нам навстречу. Очевидно, люди уходили со своей стоянки утром, а возвращались уже вечером. По мере приближения к реке, тропа все больше и больше отклонялась в сторону морского берега. По самым грубым моим прикидкам мы уже находились ниже уровня Черного моря в наше время, и продолжали «погружаться» все ниже и ниже. Стало понятно неведение археологов о судьбах некогда проживавших здесь людей. Все следы оказались на дне Черного моря, когда оно возвращалось в свои привычные для нас берега. Два раза нам пришлось огибать вырытые посреди тропы ловчие ямы, дно которых было утыкано кольями. Не попались мы в них только потому, что бойцы майора имели соответствующий африканский опыт, и предварительно проверяли подозрительные места тыльными сторонами фиберглассовых копий.

Сначала до нас донесся запах дыма, и послышались человеческие голоса. Потом идущий впереди боец поднял вверх руку, призывая к вниманию. Обширная овальная поляна с дальней стороны ограниченная изгибом реки, примерно семьдесят на тридцать метров…

Прямо в центре поляны росло большое дерево, кажется дуб, нижние ветви которого превращены в некоторое подобие навесов, крытых травой и камышом. Именно там разбросаны охапки травы, которые должны служить постелями, и курился укрытый от постоянных дождей костер. Первый запах, что буквально лезет в нос — это вонь от расположенной неподалеку мусорной кучи. Пара жирных крыс лениво ковыряется в куче объедков и того, что в эти времена можно было бы назвать бытовым мусором. Значит, времена у этих людей сейчас жирные. В голодные годы не было бы ни объедков, ни, наверное, самих крыс, которых бы уже поймали и съели.

— Мамма мия, настоящая Африка! — прошептал стоящий рядом со мной боец. И действительно, густой кофейный оттенок кожи двух подростков и трех женщин с обвисшими, как уши спаниеля, грудями, давал все основания для такого вывода. Хотя лицами все пятеро отнюдь не напоминали современных африканцев. У них были тяжелые заостренные и выдвинутые вперед подбородками, и такой же острый и приплюснутый нос. Чем-то они были похожи на шаржированный профиль нашего дражайшего русского поэта с африканскими корнями. Волосы у всех были длинные, чуть вьющиеся, очевидно ни разу не стриженные.

Под навесами копошились мелкие копии этой ранее неизвестной разновидности людей. Копья, которые держали в руках подростки, в народном хозяйстве наверняка служили гарпунами. Костяной наконечник, изготовленный из трубчатой кости, был довольно длинным и зазубренным. Если судить по количеству подстилок, то под деревом ночевали примерно двадцать пять или тридцать взрослых и подростков.

Майор молча толкнул меня локтем в бок, и указал на дальнюю сторону мусорной кучи. Там, не замеченный мной с первого взгляда, лежал человеческий череп. Рядом еще один. Кто это — члены племени, посмертно утилизированные таким образом, или случайные прохожие, попавшиеся местным обитателям на острый зубок? Люди, не брезгующие человечиной — нет худшего соседства для нашего проекта. Вопрос только в том — изгонять или перевоспитывать. Прямо сейчас мы их можем напугать так, что они покинут это место, и больше никогда сюда не вернутся. Только вот — стоит ли. Кажется, это племя, раз о нем не знают даже археологи, так и вымерло не оставив следов… Я взял у майора бинокль и, подстроив резкость, стал внимательно рассматривать то, что происходило под деревом.