Конечно, существует шанс, что один человек до него добраться все-таки сможет, но любая полномасштабная атака — об этом и речи нет.
— Почему, Джеймс?
— Помещения для допросов находятся в подвале нашего штаба, в Лондоне. Там-то он и сидит.
Ривка прикусила губу.
— И ты действительно думаешь, что рассказал им это?
— Возможность такая есть. Ты говоришь, твой отец заходил сюда чуть ранее. Я что-то такое смутно припоминаю. Он намекнул, что им все известно. Ты же сама не спала…
— Да… — Девушка отвела глаза в сторону.
Агенты Моссада, решил Бонд, скорее примут капсулу с ядом, чем пойдут на допрос, который может их скомпрометировать.
— Ты думаешь, я подвел своих? — спросил он у Ривки. — А заодно и наш чертов союз?
Секунду Ривка молчала, потом ответила:
— Нет, Джеймс. Не думаю. У тебя не было выбора, это бесспорно. Нет, я думала о словах моего отца. Бог знает, почему я называю его отцом. какой же он мне отец? Зайдя, он сказал о какой-то информации, которую ты якобы ему выдал. Я дремала, но помню, что он говорил с сарказмом. Он поблагодарил тебя за эту информацию.
Бонд ощутил, как его пронзает отчаянье. В эту рискованную ситуацию М послал его фактически «слепым». Однако Бонд не винил своего шефа. М считал так: чем меньше Бонд знает, тем для него лучше. М почти наверняка тоже ничего не знал ни об уничтожении настоящего Брэда Тирпица, ни о махинациях Коли Мосолова с фон Глёдой. А тут еще это предательство Полы Вакер!
Причиной отчаяния было осознание того, что он подвел свою Родину и Секретную службу, а в кодексе Бонда эти грехи значились как смертельные.
В настоящий момент, предположил Бонд, фон Глёда почти наверняка проходил стандартные процедуры передислокации: паковал вещи, организовывал транспорт, загружал оружием и боеприпасами «бэтээры», уничтожал документы. Интересно, была ли у фон Глёды, помимо нового Командного поста, какая-нибудь временная база, откуда он смог бы командовать своими войсками? Учитывая тот факт, что он хочет выбраться как можно скорее, а на это может уйти двадцать четыре часа…
Бонд осмотрелся в поисках своих вещей. Напротив кровати стоял шкафчик, но для одежды он был слишком маленьким, помимо него в комнате находились лишь чисто формальные атрибуты палаты маленького госпиталя: такой же шкафчик напротив кровати Ривки, а в углу — столик, на котором стояли стаканы, бутылка и какое-то медицинское оборудование. И ничего, что могло бы хоть как-то пригодиться.
Под потолком каждую кровать опоясывал карниз для занавески. Над изголовьями кроватей висело по светильнику, плюс лампа дневного света на потолке. На стенах — стандартные вентиляционные решетки.
Внезапно у Бонда появилась идея: он может «вырубить» медсестру, раздеть ее, и, переодевшись в женский наряд, попытаться сбежать. Нет, это какой-то абсурд! С его телосложением он вряд ли сойдет за женщину. К тому же от одной лишь этой идеи Бонда вновь замутило. Любопытно, что за препараты ему вкололи после пытки?
Если допустить, что фон Глёда выполнит свое условие сделки с Мосоловым — что было весьма маловероятно, — у него останется единственный шанс: попытаться сбежать из Колиных рук.
В коридоре послышался какой-то шум. Открылась дверь, и вошла медсестра, сияющая, накрахмаленная и стерильно чистая.
— А у меня для вас новости, — быстро заговорила она. — Скоро вы уезжаете. Фюрер решил забрать вас с собой. Я зашла предупредить, что отъезд через пару часов. — Медсестра говорила на безупречном английском с еле заметным акцентом.
— Опять заложники, — вздохнул Бонд.
Медсестра весело улыбнулась и согласилась с его мнением. |