Тут вернулся Фьялар. Он искупался и натянул новые джинсы, которые мы недавно подогнали под его фигуру. На ноги он нацепил плетеные сандалии, из которых торчали его волосатые пальцы. Наверняка он сшил эти сандалии сам. Еще когда мы летели из Норвегии, он заприметил в летном порту гавайские рубашки и потребовал пополнить ими гардероб. Эта была фиолетовой, в кошмарный розовый цветочек. На голову гном водрузил мексиканское сомбреро. Вместе с кузнечными инструментами он вывез из своей пещеры огромный, размером с него самого, норвежский флаг. Теперь гном грациозно перебросил флаг через левое плечо. На полотнище, конечно, был крест, но все-таки норвежский.
— Эге-ге-гей! — загремел Фьялар. — Двигаем, ребята! Девочки уже ждут не дождутся нас!
— А мы передумали, — сообщил я.
— Чего? — ощетинился гном. — Шо, застыдилися меня? Боитесь, шо вас увидят вместе со мной, да? Думаете, шо я — вшивый дверг, хотя я одет как король, а вы — как последние нищеброды?
— Нет-нет-нет, дорогой, — возразила Джинни. — Мы решили, что лучше посидеть дома. Ты славно поработал и заслужил хороший отдых.
— Отдых? — скривился гном. — Вы че, думаете, шо я замотался настоко, шоб сидеть в креслице и хлебать чаек? Черта с два! Я месяц махал молотом и теперь собираюсь повеселиться вволю…
В разговор вступил Уилл. Он заговорил мягко и вкрадчиво:
— Естественно, любая несправедливость по отношению к нашим благородным друзьям — просто ужасна. Но и вправду, генерал Фотервик-Боггс, едва ли вам понравится эта таверна. Я там бывал, сэр, и поверьте мне, это неподходящее место для высокопоставленных офицеров и настоящих джентльменов. Низкопробное общество, гам, шум, никакого почтения к старшим. Этот кабак может устроить только невежественных колонистов.
— Кого это он называет колонистами? — насторожился Фьялар.
— Не тебя, а нас, — театральным шепотом сообщил я.
— А вот дом Матучеков вы уже видели, — продолжал Уилл. — Вы знаете, какой он тихий и уютный. — „Да ну?“ — удивился я. — Вы посидите, расслабитесь, заведете умный разговор об искусстве, литературе и научных исследованиях. Если я не ошибаюсь, сегодня по дальновизору будут транслировать балетную постановку театра Санта-Фе.
Мы фыркнули, но Уилл вздохнул:
— Веселитесь, генерал. Я бы хотел принять вас у себя дома. Но, увы, в следующий раз. Я так много слышал о вас и давно мечтал познакомиться поближе.
— Да? — оживился Фотервик-Боттс. — Заинтересовались? Вы? А мне сказали, что вы всю жизнь просидели на гражданке. И это я еще мягко выразился.
— Но я очень интересуюсь историей. Я слышал, что вы… были очевидцем многих исторических событий. И вам известно то, чего нет в хрониках и что ускользнуло от внимания археологов. Я мечтаю как-нибудь расспросить вас.
— Э-э, что? Вы имеете в виду… битвы?
— Вот именно! Какая редкая возможность услышать рассказ от очевидца событий и настоящего специалиста в военном деле. Я готов слушать часами. И даже целыми днями, если вы, сэр, согласитесь погостить в моем скромном холостяцком доме.
— Да хоть сегодня, — выпалил Фотервик-Боттс с плохо скрываемой радостью.
— Клюнул, — прошептал Бен. Валерия захлопала в ладоши. Фьялар расцвел, радуясь и за свое детище, и за себя самого. Куртис и Джим взялись за руки. Мы с Джинни переглянулись. Я не знал, как мы сможем отблагодарить ее брата. А в глазах жены стояли слезы. Уилл снова стал прежним.
Уилл повернулся к гному.
— Я хотел бы продолжить исследования дома, — сказал он. |