Когда я решил, что смогу разобрать что-нибудь на своем экране, я включил ретрансляцию, хотя был почти уверен, что не смогу засечь никого из туземцев — они все сейчас в «мертвом пространстве», близ корпуса. Но я вообще не получил никакого кругового обзора с корабельного радара. Видимо, они сбили и антенну тоже, как только подошли поближе и увидели, что она вращается. Раз она крутится — стреляй в нее!
Пришлось ждать. Больше ничего не оставалось делать. Пока что прогноз доктора Роша оказался верным, во всяком случае в основных чертах, так что следующий этап придется начинать строго через определенное время, по часам.
После прекрасной ярости атаки это второе ожидание казалось просто бесконечным. Мне приходилось раньше участвовать в боевых схватках, где было больше и опасности и дела, в схватках, где я был вынужден защищать свою жизнь и защищал ее, но ничего похожего на эту атаку аборигенов Саванны я не видел и не надеюсь увидеть.
* * *
А в глазах все продолжали плавать фиолетовые пятна. Вдруг на одном из них дрожащими белыми буквами отпечаталось слово «конестога». Я даже зубами заскрипел. Привязалось ко мне это название, сил моих нет. Нельзя слишком далеко распространять аналогию, как сказал д-р Рош. Хуже всего то, что никто из состава нашей экспедиции и не помышлял ни о каких аналогиях. Просто кто-то не очень удачно пошутил, и шутка оказалась трагически уместной…
Мои часы дали сигнал. Время поворачивать назад. Казалось, целая вечность прошла, пока ко мне вернулась способность видеть звезды. В полумиле от нашего судна мне с неохотой пришлось снова отказаться от созерцания неба — я коснулся кнопки на моем пульте, и вверх взвилась четвертая осветительная ракета.
Большинство шестиногих «коней» мирно паслись. Два туземца стояли на страже снаружи, держа своих скакунов один у носа, другой у входного люка. И тут я прикоснулся к пульту в третий раз. Судовая сирена, включенная мной, завыла вибрирующим воем децибел на двадцать, и все шестиногие кони мигом сорвались и унеслись за горизонт, словно их катапультировали. Мне это не совсем понравилось. Уж не ошибся ли малость д-р Рош, черт возьми?
Но пока все было в порядке. Шестеро туземцев были уже внутри судна, как мы и ожидали, и крепко заснули, усыпленные газом по моему сигналу, как и их часовые, которых морская пехота уложила газовыми гранатами. Конечно, внутри гости принялись все крушить, но их за люком встретили несколько весьма активных кукол-автоматов, которые были предусмотрительно поставлены д-ром Рошем. Ни на что другое у них времени не хватило; они так и остались в камере-ловушке, специально собранной для их размещения и изолированной от стерильных отсеков корабля. Мы аккуратно уложили их, как нам было предписано, закрыли герметическую дверь и наружный люк и пошли через другой люк и шлюз к себе, предварительно прокалив свои костюмы огневым стерилизатором.
Впрочем, пользы от этой стерилизации было мало. Во внутренней обшивке торчали шестьдесят четыре головки стрел. Видно, мало кто из туземцев промахнулся… Мы срезали головки и наложили пластыри поверх их; но все равно на «Чизхолм» нам пришлось возвращаться, не снимая скафандров. Герметичность отсеков судна мы восстановили полностью, но в гнотобиотическом смысле оно было безнадежно разгерметизировано.
Мы латали эти пробоины весь остаток ночи и чуть было не прозевали расчетное время старта для рандеву, но д-ра Роша это, похоже, ничуть не тревожило.
Нашу посудину он приказал уничтожить, сняв с нее только камеру с туземцами. Я подозреваю, что он с самого начала именно так и решил сделать. Мне-то было не жалко. Я ненавидел эту «конестогу». Беда со мной в одном — я не могу забыть ее, точнее — это название. Глупо, конечно, когда память о большом деле омрачается какой-то мелочью. Но я ничего не могу поделать. Да и не такая уж это мелочь… Когда мы, наконец, проделали все процедуры стерилизации и дезинфекции, предписанные Рошем, и меня с сержантом Ли впустили в рубку управления, он только буркнул нам что-то невнятное. |