Институт международной геостратегии и геоглоболизма, в котором Рудный занимался новыми политическими технологиями существовал на деньги Сороса. Здесь ковались оковы для окончательного закабаления русского народа, примеривалось для него платье, в котором он бы не мог двигаться, выпекались отравленные яства, от которых мутилось сознание, изготавливались чертежи, по которым была бы заключена в клетку его живая душа. Для Рудного работа над этими проектами составляла основу жизни, дарила высшее, ни с чем неизъяснимое наслаждение. Он был готов пожертвовать всем - крупными гонорарами, обеспеченной старостью, здоровьем своих детей, дал бы себе отсечь руку или ногу, лишь бы продолжать глотать этот чудовищно-приятный наркотик - видеть как на твоих глазах, еще при твоей жизни - огромная, некогда могущественная страна, держава, погружается в мрак преисподней, становится изгоем, теряет свое величие, превращается в мерзость запустения, где люди вымирают сотнями тысяч в месяц, а те кто выживают - навеки будут обречены на прозябание, услужливость, рабский труд. Вот оно - высшее счастье для творителя судеб мира! Вот он - апогей дьявольского искушения ...

И он занимался этими "политическими технологиями" упоенно, страстно, как некогда Моцарт (лукаво спрятавший в своем имени Амодей буковку "С") исступленно играл своей Реквием, источая в расставленные сети свою душу. Рудный был одним из разработчиков постельцинской России, а она уже виделась не за горами. "Семья" не могла больше удержаться у власти. От силы еще шесть месяцев. Потом может произойти непоправимое. Рухнет все здание, десять лет вкривь и вкось выстраиваемое демократами. Взорвется изнутри. Так почему бы не взорвать его раньше? Идея этого взрыва пришла в голову Рудному весной. У него прошла серия консультативных встреч с представителями элит зарубежных стран, в закрытых клубах и обществах. Затем последовали совещания с внутренним российским истеблишментом. Он сновал как челнок, из одной страны в другую, из одного высокого кабинета в другой. Беседовал с руководством "Организации", с олигархами, с членами Правительства и администрации Президента, с "Семьей". Везде проверял почву, уточнял, сверял свои данные, анализировал те или иные возможности, перспективы развития событий. Трудился как пчела, только результатами его деятельности был не мед, а зловонная струя липкой мерзости, ложащаяся на Россию. Наконец, операция "Ноев ковчег" была согласована со всеми структурами, к работе над ее практическим осуществлением приступил Лавр Бордовских. А Яков, как незаметная, прозрачная и бестелесная медуза тихо отплыл в сторону, хотя и продолжал контролировать всю операцию. Бордовских у него сидел на крючке крепко (сын генерала был задействован не без помощи Рудного в одной из коммерческих фирм), сорваться не мог. Могли подвести лишь конкретные исполнители. Сейчас Рудный, этот "Хаусхофер" наших дней, занимался другой проблемой - создавал проект власти на ближайшее будущее, когда пройдет операция "Ноев ковчег", после которой настроения в обществе резко изменятся, сознание народа соединится в ненависти к Чечне, последует крупная войсковая операция, и на этой волне страна войдет в очередные думские выборы, которые нельзя проиграть, отдать коммунистам или другому опасному блоку - "Отечество". КПРФ, как карманная оппозиция пусть остается, они больше не опасны; а вот "Отечество - вся Хазария" будут смяты, раздавлены катком СМИ, осмеяны, вывалены в грязи и отброшены на второй план.