Знаете, тридцать пять лет назад я начинал службу в Африке, в Чаде. Это было время лихорадочной коммунистической экспансии на Черный континент. Я выступал в роли журналиста, аккредитованного при одной французской газете, публиковался под псевдонимом Жан-Мария Лумье.

— Простите, господин Вуд, но если память мне не изменяет, Чад в то время являлся вотчиной Франции. Какое отношение…

Англичанин не дал договорить собеседнику.

— Совершенно верно, профессор. Чад был колонией Франции, но она утрачивала своё влияние, а геополитические интересы Великобритании требовали нашего там присутствия… Нашего и американского. В общем, — англосаксонского.

Так вот, нам стало известно, что русская резидентура, действовавшая с позиций посольства, обрабатывает в вербовочном плане наследника императора Чада.

Мы, в свою очередь, стремились склонить его к принятию наших, истинных ценностей. Словом, началось перетягивание каната.

В 1957 году наследный принц Ганнибал Сесе Секо выехал в Москву на фестиваль. По возвращении мы нашли значительные изменения в поведении будущего монарха, выявили ряд признаков, указывавших на то, что русским удалось его завербовать. Ну, к примеру, он отказался получить образование в Сорбонне. Свой отказ мотивировал намерением учиться только в Москве, где он встретил и полюбил славянскую девушку, от которой у него должен быть ребёнок.

В общем, профессионалы, к сообществу которых относился и ваш покорный слуга, решили, что кронпринц угодил в «медовую ловушку», расставленную русской контрразведкой.

Выбор у нас был невелик. Либо Ганнибал сменяет на престоле своего одряхлевшего папашу-людоеда…

— ?!

— Да-да, людоеда в буквальном смысле слова! — и тогда Чад попадает в орбиту коммунистического влияния. Либо мы, физически устранив принца и организовав в стране переворот, ставим во главе государства человека, разделяющего наши взгляды…

Учитывая мои связи в журналистской среде в стране пребывания и во Франции, руководство СИС поручило мне заниматься пропагандистским обеспечением подготавливаемых мероприятий. Собственно, я должен был придумать правдоподобное объяснение внезапной смерти престолонаследника. Мне пришла в голову идея, которая впоследствие была очень высоко оценена правительством Её Величества.

Я подумал, а почему бы не воспользоваться пристрастием к каннибализму отца-императора? Кто может проверить, передалась ли по наследству тяга пожирать себе подобных от отца к сыну, ест ли людей принц Ганнибал? Да и кто будет этим заниматься, если о том, что его папаша — патологический человеколюб, было широко известно в стране и за рубежом?!

Заметив, что агент начал терять интерес к повествованию, «ДУБ» поспешил с резюме.

— Вам, дорогой профессор, приходится жить и работать совершенно в иных условиях, нежели мне тогда в Африке… Да и руки марать в чужой крови вас ведь никто не заставляет!..

Шильбаум при этих словах заметно насторожился. А «ДУБ», увлекшись собственным рассказом, запальчиво произнес:

— Знали бы вы, профессор, что даже по прошествии тридцати пяти лет, наследник императора, молодой красивый негр порой неожиданно возникает у меня перед глазами… Живым. Во плоти и крови. Наваждение! Я присутствовал при его казни и видел эти наполненные ужасом глаза, когда его проткнули костью… Фонтан, море крови! Кость ему воткнули прямо в рот, ведь дело надо было представить так, будто он погиб, подавившись костью при пожирании ноги своего врага из другого племени…

А мне ведь пришлось не просто присутствовать при этом, но и принимать в буквальном смысле физическое участие — малый был здоров и силен, как слон.