Из темноты ночи, отражаясь в мокром асфальте, как океанский лайнер с девятибалльной волны, катил в нашу сторону серебристо-обгорелый «Як-40».

– Приехали, ребята, – замахал руками Пулат. – Тормози!

Я повторил его жест, радуясь зрелищу, как ребенок длительной командировке в зоопарк.

Легкоступов, как и приличествует генералу, успев к финалу, выступил вперед и поднял только одну руку, обращенную ладонью к самолету. Самолет тут же и остановился. Да, наши генералы умеют поймать момент и произвести эффект. Последнее, решающее слово всегда остается за ними.

Топот множества ног за нашими спинами показал, что офицеры командного пункта оставили генерала Сидорова в гордом одиночестве, как в одиночной камере. Любопытство оказалось сильнее чувства долга и необходимости оставаться на боевом дежурстве. Понять их можно – скука отдаленного гарнизона не прививает склонности к равнодушию.

– И что дальше, товарищ генерал? – спросил подполковник Юсупов. – Кто будет за все это отвечать, из каких фондов брать деньги на ремонт?

С прибытием самолета подполковник стал гораздо смелее. Очевидно, он человек, привыкший к предельной ясности и однозначности ситуации. И потому пошел именно в армию, где не столько думают, сколько приказывают и выполняют приказы. Прибытие самолета из Москвы просто обязано было, по мнению подполковника, разрешить вставшие дыбом проблемы.

Легкоступов, как мне показалось, вовсе не пожелал уполномочить себя еще и на решение хозяйственных вопросов. А меня уже интересовало, как и Юсупова, дальнейшее, только совсем в ином ключе, нежели подполковника.

– Отставить, ребята! – крикнул я громко. – Товарищи офицеры не в курсе событий. Мы на свободе. Их родной генерал арестован.

Юсупов переглянулся с офицерами. Они не поняли, с кем я разговариваю, кому даю команду. Я, честно говоря, тоже никого не видел, как, думаю, и Легкоступов, как и Пулат. Но Пулат единственный, кто меня понял.

– Все в порядке, – сказал и он не менее громко.

Мы прошли одну школу с теми парнями, что прилетели нам на выручку. Что бы мы сделали в этой ситуации? То же, что сделали они...

Никто не видел, как спецназовцы покидали самолет. Никто из окружающих вообще не видел никого из прилетевших. И вдруг раздвинулись окружающие кусты – не просто раздвинулись, а стволами автоматов! – и на дорожку вышли парни из прилетевшей команды. Нормальные крепкие ребята, которых местные ракетчики намеревались сбить.

Последним, уже из-за самолета, оттуда, где по логике у «Як-40» должен располагаться трап, появился полковник Мочилов. Шрам на его лице выделялся сегодня особенно ярко, словно только что полученный. Похоже, использование летательного аппарата вместо боевой машины пехоты отразилось на выделении организмом полковника адреналина.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – мимоходом сказал он Легкоступову, уже, кажется, всерьез поверившему в свою исключительную миссию на местной грешной земле, а сам сразу к нам направился.

Легкоступов опять выдержал удар судьбы с твердостью, свойственной тому самому памятнику, который он часто мне напоминал, но офицеров местного гарнизона это, показалось, смутило.

– Докладывайте, – пожав нам руки, тихо сказал Мочилов и потащил нас в сторону от чужих растопыренных ушей.

– Что тут докладывать! – Маленький капитан показал свою категоричность. – Надо садиться всем на самолет и ехать в гости к профессору Тихомирову.

– Кстати, когда вы так аккуратно въезжали в ворота, вы, случаем, не задели наш джип? – поинтересовался я.

Грешен, быстро привыкаю к хорошим машинам.

– Не знаю. – Полковник в самом деле, думаю, не заметил бы такой мелочи, как столкновение с джипом.